За всю историю СССР Компартии так и не удалось создать по-настоящему единой, лишенной острых внутренних противоречий советской нации. Совершенно разные по языку и культуре народы огромной страны были недовольны насаждением в их национальных областях шаблонных директив высшего партийного руководства, сковывающих инициативность местных компетентных руководителей, часто грубо попиравших менталитет и ценности местных жителей. Борьба за создание нового общества неких «сверхчеловеков», стремление Партии изгнать из жизни общества все традиции и представления, по ее мнению, не подходящие для грядущей эпохи коммунизма, тоталитарный партийный контроль над жизнью всех социальных ячеек, в том числе семейными отношениями граждан, вызывали явный или скрытый протест у людей всех национальностей, особенно у многочисленных поборников традиционных общественных взглядов. При наличии сплачивающих факторов (например, необходимости совместной борьбы трудящихся против попытки классовой элиты взять реванш в годы Гражданской войны) и в периоды экономического благополучия национальные и классовые противоречия, недовольство противников советской власти или ее политического курса могли временно сглаживаться, но затем обострялись вновь. Поэтому в течение всего времени существования СССР система его политической охраны работала очень активно, чутко реагируя на любые признаки готовящихся антиправительственных выступлений и всячески подавляя проявления инакомыслия. Но особенно ожесточенной была борьба Компартии со всеми реальными и потенциальными оппонентами с самого момента Октябрьской революции и до 1953 г., так как в этот период оппозиционные группировки как среди свергнутых классов и вытесненных большевиками с политической арены других революционных партий, так и впоследствии среди не поддержавшей сталинский курс собственно большевистской оппозиции продолжали сопротивление в различных формах. Многочисленность некоторых пострадавших от революции классов (в особенности крестьян-предпринимателей), ряд тяжелых экономических неудач советской власти в раннем СССР (в частности, вызвавших голод 1932 — 1933 гг. в хлебородных районах), усиление диктаторской формы правления, при которой местными начальниками часто становились непопулярные у населения малограмотные в своем деле чиновники и откровенные карьеристы, способствовало тому, что подпольные оппозиционные организации находили определенную поддержку в народных массах.
Уже в ходе Гражданской войны большевики активно применяли политический террор против своих оппонентов и репрессивные меры против населения, уклонявшегося от введенных трудовой и военной обязанностей. Так называемый красный террор по своим масштабам даже превосходил белый. Антисоветских агитаторов и участников подпольных партизанских и диверсионных групп в прифронтовых районах уполномоченные ВЧК часто расстреливали, вешали, а то и вовсе подвергали жестоким казням в духе Средневековья, без суда. 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге вместе со своими женой, детьми и слугами был расстрелян отрекшийся в марте 1917 г. от престола последний российский император Николай II, так как близкое наступление белогвардейцев А. Колчака вызывало беспокойство партийного руководства: белые могли заново короновать его на своей подконтрольной территории и этим привлечь на свою сторону широкие массы имевшего еще монархический менталитет населения. Кроме него, в разных частях страны были убиты многие другие члены царской фамилии. 30 августа 1918 г. в Петрограде агентами эсеров был убит председатель Петроградской ЧК М. Урицкий и тяжело ранен сам В. Ленин. В ответ уже в первые два дня после покушений Петроградская ЧК расстреляла 512 заложников из числа бывших офицеров царской армии, императорских чиновников, священников и прочих представителей свергнутых классов. К октябрю 1918 г. в Петрограде было расстреляно уже почти 800 человек и 6229 арестовано.
Наиболее масштабный размах политический террор большевиков принял, однако, значительно позже Гражданской войны — с началом осуществления сталинской политики по принудительному построению социализма, индустриализации, коллективизации крестьянских хозяйств, культурной революции, установлению тоталитарной партийной диктатуры с жесткой вертикалью власти. Уничтожение остатков демократии в советском государстве и сопровождавшееся трагическими ошибками партийного руководства насаждение нового уклада жизни в стране вызывало раздражение и недовольство даже многих тех людей, кто поначалу нейтрально и даже лояльно относился к советской власти и даже части коммунистов, посчитавших, что И. Сталин и его сторонники извращают идеи марксизма-ленинизма. После окончания Гражданской войны органы политической охраны СССР могли вплотную подходить к борьбе с оппозиционным подпольем. Тайные антибольшевистские организации стали одна за другой громиться по всей стране. Однако многие противники большевиков затаивались в общей массе народа, вели обычный образ жизни, внешне вполне разделяя политические преобразования, но при всяком удобном случае старались причинить ущерб новой политике или хотя бы использовать ее выгодно для себя в обход интересов Партии и других граждан. В регионах СССР, где согласно местному менталитету право частной собственности считалось нерушимым, сельские жители формально организовывали колхозы, но в действительности каждая семья продолжала пользоваться строго определенным участком колхозной земли, который находился в ее собственности до коллективизации. Народ, несмотря на активную антирелигиозную пропаганду, продолжал потихоньку справлять религиозные праздники и посещать уцелевшие храмы. Противники советской власти под видом простых рабочих устраивались на заводы и фабрики, где скрытно портили оборудование, уничтожали продукцию. Бывшие зажиточные крестьяне, сдавшие свое имущество в общественное пользование, травили колхозный и совхозный скот, ночью поджигали склады с урожаем и запасами фуража. Глубоко законспирировавшиеся подпольные организации, не предпринимая более активных диверсионных действий и террористических актов, тем не менее, пытались установить связи с иностранной разведкой, оппозиционными кружками в эмиграции, ждали удобного случая, чтобы возобновить борьбу. На таком социальном субстрате грандиозные, но противоречившие взглядам значительной части населения, преобразования, совершенные в годы правления И. Сталина, не могли с полной гарантией продержаться долго. В то же время скрытных оппозиционеров, которые вели обыкновенный образ жизни и внешне сливались с основной массой народа, выявить было крайне сложно, а СССР был окружен враждебно относящимися к его строю буржуазными странами. Любое серьезное столкновение с внешним врагом могло побудить к активизации врагов внутренних и в итоге к падению завоеваний Компартии.
Поэтому сталинский террор больше напоминает «чистку» народа от потенциально нежелательных элементов, которые в случае серьезного конфликта могли бы выступить против Партии и сталинской группировки. А также просто «профилактическое» устрашение населения, демонстрацию готовности Партии решительно, цинично и бескомпромиссно ликвидировать любые попытки противодействия ее политике. По мере укрепления сталинской диктатуры политический террор охватывал все более широкие социальные круги, переходя с представителей бывших «эксплуататорских» классов, лиц, сочувствующих другим революционным партиям или оппонентам И. Сталина внутри самой ВКБ (б), на людей, просто недовольных конкретными действиями властей, имеющих отличную от официально принятой точку зрения на что-либо (даже не связанное с политикой), и даже просто «попавших под раздачу» вполне лояльных к власти граждан. Жертвами политических репрессий во время руководства И. Сталина нередко становились и преданные ему коммунисты, даже те, кто сам участвовал в осуществлении террора, по каким-либо причинам сочтенные уже неугодными и нежелательными в партийной среде.
В мае — июле 1928 г. в Москве прошел судебный процесс над 53 руководителями и специалистами угольной промышленности Донбасса — так называемое «Шахтинское дело». Подсудимые — в основном представители дореволюционной интеллигенции, не склонной безоговорочно поддерживать советскую власть, были обвинены во вредительстве и саботаже в угоду контрреволюционной оппозиции за рубежом. Несмотря на отсутствие прямых доказательств, обвинение построило свое заключение на «подозрительных» характеристиках обвиняемых и их признании, полученном под давлением следствия. По итогам процесса 11 человек были приговорены к смертной казни (из них шесть впоследствии помилованы и приговорены к десяти годам заключения), 34 получили сроки заключения от одного до десяти лет, четверо были приговорены к условным срокам наказания, еще четверо — оправданы. «Шахтинское дело» стало одним из предвестников начинавшейся кровавой чистки в народе. Общий приговор по нему был еще довольно «мягок». Однако оно уже было предано широкой огласке в средствах массовой информации как доказательство распространенности скрытных агентов контрреволюции в среде ответственных работников промышленности, сыграло ключевую роль в насаждении истерии вокруг буржуазного реваншизма и шпионажа, под предлогом борьбы с которыми осуществлялись сталинские репрессии. Аналогичные процессы все чаще стали проходить над инженерами и директорами в различных отраслях народного хозяйства.
В начале 30-х гг. прошли судебные процессы над бывшими соратниками большевиков по революционной борьбе — легализовавшимися меньшевиками и эсерами. С середины 30-х гг. начинается расправа сторонников И. Сталина над внутрипартийной оппозицией — имевшими иной взгляд на стратегию дальнейшего развития советской страны коммунистами. Поводом к этому послужило убийство 1 декабря 1934 г. члена Политбюро ЦК ВКП (б) и Первого секретаря Ленинградского областного комитета ВКП (б), личного друга И. Сталина С. Кирова. Убийство было совершено другим ленинградским коммунистом Л. Николаевым, по всей видимости, из личной неприязни, однако по настоянию самого И. Сталина следственная группа ГУГБ под инспекцией члена Оргбюро ЦК ВКП (б) Н. Ежова представила действия Л. Николаева как результат заговора сторонников Л. Троцкого — главного внутрипартийного противника И. Сталина и бывшего ближайшего соратника В. Ленина, к тому времени находившегося в эмиграции. В ходе дальнейшей фабрикации дела по разоблачению «троцкистской организации» в 1936 г. на скамье подсудимых оказались такие передовые деятели революции как Г. Зиновьев, Л. Каменев и др., в ходе прежних партийных дискуссий занимавшие сторону Л. Троцкого. Отсутствие убедительных доказательств и практически полная выстроенность обвинения на домыслах ГУГБ не смутили состоявший из верных сторонников И. Сталина суд. Назвав данных близких сподвижников самого В. Ленина «взбесившимися собаками», прокурор А. Вышинский потребовал для них смертной казни. 24 августа Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством В. Ульриха — бывшего сотрудника ОГПУ, вынесла приговор всем 16 обвиняемым. На следующий же день они были расстреляны. Однако расправа над наиболее видными последователями взглядов Л. Троцкого не удовлетворила И. Сталина и его окружение: в разных городах страны прошли многочисленные судебные процессы, по приговорам которых было расстреляно или заключено в тюрьмы и лагеря несколько сот человек, включая высокопоставленных партийных работников. Главным образом это были знакомые и родственники осужденных по более ранним процессам «троцкистов», которым также вменили в вину участие в антиправительственном заговоре. Сам Л. Троцкий был убит в 1940 г. в Мексике подосланным агентом НКВД Р. Меркадером.
Следствие по делам «врагов народа» становилось все более упрощенным, а суды выносили все более суровые приговоры. С декабря 1934 г. был введен порядок, согласно которому следствие должно было в течение десяти дней закончить свою работу, обвинительное заключение обвиняемым вручалось за сутки до суда, дела слушались без участия сторон, запрещались просьбы о помиловании. Такой порядок не оставлял обвиняемым никакой возможности защищаться или жаловаться на нарушения законности со стороны следственных и судебных органов. Аресты производились на основании фактов, из которых можно было вывести хотя бы косвенные подозрения. Личное знакомство или фамильное родство с осужденным по политическому делу, недовольство какими-либо делами в стране, действиями государственных органов и должностных лиц, даже просто нежелание вести внедряемый Партией новый образ жизни (например, отказ от участия в общественных мероприятиях) могли быть использованы органами госбезопасности как повод для ареста и следствия. Далее подследственного путем как психологического давления, так и физических пыток (в 1937 г. они были секретно легализованы в отношении подследственных по политическим делам под названием «принудительных мер физического воздействия»), обмана, угроз расправы с близкими вынуждали признаваться в заговоре, шпионаже или саботаже. Признание обвиняемого в совокупности с наличием причин, даже косвенных и надуманных, для подозрения суды считали достаточной для вынесения приговора доказательной базой. Суды активно применяли уголовный закон по аналогии, например, высказывание недовольства действиями властей просто в кругу знакомых могло выдаваться за антисоветскую пропаганду. Таким образом, гарантированная Конституцией 1936 г. свобода слова, равно как и свобода совести, была лишь политической фикцией.
С 1922 г. и вплоть до 1953 г. в СССР действовал печально известный орган внесудебного вынесения приговоров — Особое совещание при органах госбезопасности, сначала имевшее полномочие только подвергать административной высылке или депортации за границу лиц, признанных социально-опасными, хотя и не совершивших серьезных преступлений. В 1924 г. Президиум ЦИК СССР разрешил Особому совещанию заключать «опасный элемент» в лагеря на срок до трех лет, а с ноября 1934 г. — до пяти лет. В годы Великой Отечественной войны Особое совещание имело право применять к «врагам народа» все меры уголовного наказания вплоть до смертной казни.
Ключевую роль в разгроме «левой оппозиции» сыграл нарком внутренних дел и начальник ГУГБ Г. Ягода. В целом разделяя политический курс И. Сталина и готовый за него бороться, он не был просто безвольным исполнителем, иногда пытался спорить с вождем по поводу целесообразности тех или иных политических мер и проводить собственную политику. Такой человек был мало пригоден для планируемой И. Сталиным впереди массовой «чистки» в народе, в то же время смещение Г. Ягоды с должности главы НКВД могло вызвать его обиду, результат которой при его холодно-расчетливом и мстительном характере мог оказаться для вождя непредсказуем. Весной 1937 г. Г. Ягода был арестован по обвинению в должностных преступлениях, которые на следствии были дополнены обвинениями в «троцкистско-фашистском заговоре». Должность наркома внутренних дел СССР осенью 1936 г. занял отличавшийся крайней, подчас безудержной исполнительностью Н. Ежов. В феврале — марте 1937 г. состоялся пленум ЦК ВКП (б), на котором И. Сталин зачитал доклад «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», ставший своего рода «Молотом ведьм» для обоснования дальнейшего раскручивания репрессивной машины. В докладе были обоснованы меры чрезвычайного характера, направленные на защиту социалистических завоеваний в условиях «неизбежного обострения классовой борьбы» по мере укрепления социалистического строя. Доклад был одобрен Пленумом, и в июле 1937 г. Н. Ежовым был издан секретный Приказ НКВД СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», открывший одну из самых зловещих страниц в истории не только сталинских репрессий, но и в советской истории вообще.
С Большим террором 1937 — 1938 гг., в советское послесталинское время по фамилии своего главного исполнителя называвшимся «Ежовщиной», связаны классические представления о сталинских репрессиях с неожиданными ночными арестами совершенно безвинных и не понимающих, чем они не угодили властям, людей, «плановым» преследованием первых попавшихся под руку НКВД лиц, расстрелами и заключением в трудовые лагеря по самым абсурдным обвинениям. Первыми жертвами Большого террора стали бывшие крестьяне-кулаки, затем, раскручиваясь, маховик массовых репрессий охватывал все более широкие слои населения вплоть до простых рабочих и служащих. По всей огромной стране районным и городским отделам НКВД поступали разнарядки с предписанием репрессировать определенное количество «антисоветского элемента» на подведомственной территории. Собственно в Приказе № 00447 был установлен лимит на число арестов, который нельзя было превышать, однако по мере распространения репрессий руководству НКВД и лично И. Сталину начинало казаться, что «врагов» изобличено недостаточно. В связи с этим изначальные планы по арестам были не только превышены в несколько раз, но местным сотрудникам НКВД стало грозить оказаться на месте своих подследственных в случае «недостаточно активной» работы. В августе 1937 г. специально для проведения «чистки» были учреждены так называемые тройки НКВД СССР — местные коллегии из трех человек: уполномоченного НКВД, прокурора и представителя местного комитета Партии, которые вместо суда выносили приговор обвиняемым. Все «обвинительное заключение» могло состоять из одного листка с указанием «вины» и краткого описания доказательной базы, причем в качестве «доказательств» часто приводились лишь надуманные косвенно компрометирующие доводы, а «признание» обвиняемого ограничивалось лишь его подписью под готовым текстом. За одно заседание тройка рассматривала десятки дел, вынося приговоры простой пометкой на обвинительном заключении. Ни сами обвиняемые, ни их представители, ни вообще какая-либо публика на заседаниях троек не присутствовала. Свыше половины обвиненных в ходе Большого террора людей было расстреляно, причем обычно смертные приговоры приводились в исполнение на следующий же день и даже в ту же ночь после заседания троек. От близких жертв и вообще от широкой публики факты многочисленных расстрелов обычно скрывали, чтобы избежать народных волнений, а тела убитых тайно хоронили в безлюдных местах. Случалось, что человек оказывался расстрелянным и захороненным уже через день после своего ареста.
Основными жертвами Большого террора становились бывшие зажиточные крестьяне, офицеры Белой гвардии, дворяне, царские служащие, священнослужители всех конфессий — как потенциальные носители антисоветских настроений; представители интеллигенции, партийные работники различных уровней — как люди, в силу специфики деятельности способные критически относиться к политике партийного руководства; как ни странно, сами сотрудники ГУГБ — прежде всего, сделавшие карьеру при Г. Ягоде, но и остальные тоже (иногда те, кто сам допрашивал и пытал подследственных, вскоре тоже отправлялся под расстрел или в лагерь); уголовники-рецидивисты. Однако поскольку местные органы НКВД усердно старались выполнить разнарядки руководства, попасть под маховик репрессий 1937 — 1938 гг. мог практически любой советский гражданин, в отношении которого было возможно найти хотя бы формальный повод для подозрений и ареста. Небрежное обращение с портретом или фотографией партийного руководителя, безобидная шутка про власть и ее политику, что угодно, из чего хотя бы по кривой логике можно было вывести компромат, могло стать причиной трагедии. Простых уголовников, совершивших корыстное преступление, заставляли признаваться, что они это сделали с целью дискредитировать советскую власть (для демонстрации, что советская власть не может справиться с поддержанием правопорядка); граждан, потерявших паспорт и обратившихся за помощью в милицию, арестовывали за нарушение паспортного режима. Случайная поломка аппаратуры на заводе могла выдаваться за диверсию, что становилось поводом для ареста рабочих и руководства предприятия. В обществе поощрялось доносительство, чем нечестные граждане часто пользовались для сведения личных счетов. В первую очередь под каток репрессий попадали люди с независимым характером или широким кругозором, не склонные во всем следовать насаждаемой сверху линии. В ряде случаев И. Сталин сам вмешивался в процесс «чистки», приостанавливая в некоторых местах уже выходящий из под контроля и грозивший конфликтами с населением размах репрессий, однако чаще он настаивал, наоборот, на усилении борьбы с «врагами». Иногда случалось, что сами ответственные за проведение террора сотрудники НКВД, не желая воевать с собственной совестью или ежедневно ожидать собственного возможного ареста, уничтожали материалы на подследственных, освобождали тех и скрывались. Некоторые бежали за границу, например, начальник управления НКВД по Дальнему Востоку Г. Люшков, перешедший на японскую службу.
Факт проведения «большой чистки» от общества не скрывался (его вследствие широких масштабов и невозможно было скрыть), наоборот, торжественно провозглашался, и власти сами активно призывали население содействовать в изобличении затаившихся «врагов народа». Но от граждан укрывалось конкретное количество репрессированных, огромная доля смертных приговоров, вынесенных тройками, и практически повсеместные массовые расстрелы, грубые нарушения законности при осуществлении репрессий. Многие советские обыватели и в самом деле верили, что органы госбезопасности изобличают настоящих «врагов», хотя среди последних оказывались и их соседи, коллеги, знакомые. Людям, чей монархический менталитет еще не угас, казалось невероятным, чтобы государственная власть могла сама совершать такие массовые беззакония, а мыслящие более критично предпочитали молчать, чтобы не оказаться на месте тех, кому они сочувствовали. Близкие и родственники попавших под маховик репрессий часто становились настоящими изгоями в обществе: помимо того что к ним применялись всевозможные правовые ограничения на государственном уровне (урезание социальной поддержки, карьерное падение, даже высылка на спецпоселения), их начинали избегать окружающие, боявшиеся, что будут заподозрены в связях с «врагами народа».
Особенно же сильный удар Большого террора пришелся по Красной Армии, в свое время созданной при активном участии Л. Троцкого, а потому имевшей в своем командном составе большое количество сторонников опального соратника В. Ленина. Армия как наиболее мощная вооруженная структура в случае падения популярности группировки И. Сталина была способна одним движением смести всю выстроенную им политическую систему и расправиться с ним самим. Однако ветераны Гражданской войны, занимавшие ключевые посты в командовании, были уже не так молоды и полны сил, как прежде, а рядовой, сержантский, младший офицерский состав представлен в основном людьми, уже воспитанными на сталинской идеологии. В партийных комитетах вооруженных сил тоже уже заседали преимущественно выдвиженцы организованного И. Сталиным ленинского призыва. Поэтому, когда начались массовые аресты высшего и среднего офицерского звена, армия не оказала органам безопасности сопротивления. В результате было расстреляно абсолютное большинство высшего офицерства Красной Армии — те самые легендарные красные командиры, принесшие советской власти победу на фронтах Гражданской войны, например, маршал М. Тухачевский. Другой знаменитый красный командир В. Блюхер, занимавший поочередно разные должности в высшем военном руководстве страны, направлявшийся советским правительством в Китай в качестве военного советника, в 1938 г. умер от пыток в тюрьме НКВД на Лубянской площади, где с 1919 г. и до конца советской эпохи располагалось главное управление органов государственной безопасности советской страны. Еще было репрессировано около 40 тыс. офицеров Красной Армии.
Судебные процессы над «врагами» в период Большого террора тоже проводились, но имели скорее показательный характер — когда надо было произвести впечатление на широкую советскую публику. В марте 1938 г. на скамье подсудимых в Военной коллегии Верховного суда СССР оказались бывшие соратники И. Сталина, в свое время выступившие против слишком интенсивных мер по строительству социализма — так называемый «правый уклон», в том числе такие знаменитые революционеры как А. Рыков и Н. Бухарин. Против «правой оппозиции» выдвигался целый ряд тяжких политических обвинений: не только в антиправительственном заговоре, но и связи с иностранными разведками, подготовке мятежей, вредительстве, убийстве некоторых известных общественных деятелей, в том числе «отца-основателя» направления социалистического реализма в литературе писателя Максима Горького. На этом же процессе разбиралось дело бывшего главы НКВД Г. Ягоды. По некоторым сообщениям, когда прокурор А. Вышинский задал Г. Ягоде вопрос, сожалеет ли тот о чем-нибудь касательно своей деятельности, Г. Ягода ответил: о том, что не расстрелял прокурора и судей, когда мог это сделать. Из 21 подсудимого 18, в том числе А. Рыков, Н. Бухарин и Г. Ягода, были приговорены к смертной казни и окончили жизнь на бывшей даче Г. Ягоды, переоборудованной в расстрельный полигон. Оставшиеся трое были приговорены к 25, 20 и 15 годам заключения, но в 1941 г. при приближении немецких войск расстреляны вместе с 154 другими политическими заключенными в Медведевском лесу под Орлом. Через три месяца после казни мужа на том же полигоне была расстреляна жена Г. Ягоды И. Авербах — сестра известного литературного критика Л. Авербаха. Сам Л. Авербах и его с И. Авербах отец были еще в 1937 г. расстреляны без суда по личному указанию И. Сталина, а их мать — сестра бывшего председателя ВЦИК Я. Свердлова, в 1951 г. умерла в лагере на Колыме.
Большой террор был прекращен постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», упразднявшим тройки НКВД и запрещавшим упрощенный порядок рассмотрения дел, а аресты предписывавшим проводить только с санкции прокурора. Однако предписание приостановить приведение в исполнение смертных приговоров, вынесенных тройками, вышло примерно только через две недели после принятия постановления. Постановлению предшествовал новый доклад И. Сталина о «перегибах» в работе при проведении «чистки». За этот период, многим советским гражданам на десятилетия запомнившийся как полуторалетний смертельный кошмар, было арестовано по политическим мотивам свыше 1,3 млн. человек (при численности населения СССР в 1939 г. около 170,6 млн. человек), из них расстреляно более 680 тыс. Число жертв Большого террора многократно превышало число жертв всех остальных сталинских репрессий вместе взятых. В результате во многих местных и общегосударственных партийных структурах руководящий состав сменился более чем наполовину. Даже в составе ЦК ВКП (б) было казнено 78 % его членов, занимавших свои должности перед началом «чистки». Однако партийное руководство во главе с И. Сталиным оценило итоги террора удовлетворительно, отметив, что, несмотря на все «перегибы», советское общество в основном очищено от «внутренних врагов».
Оставлять в партийных рядах многочисленных свидетелей грубых преступлений против социалистической законности, на которых строился террор, было, тем не менее, нежелательно для И. Сталина и его окружения. В августе 1938 г. занимавшего должность первого заместителя Н. Ежова по НКВД и начальника ГУГБ М. Фриновского сменил земляк И. Сталина, еще в годы Гражданской войны зарекомендовавший себя как профессиональный разведчик и контрразведчик, Л. Берия. Н. Ежов, к тому времени по совместительству назначенный народным комиссаром водного транспорта, имел все меньше возможности продолжать руководство НКВД, в связи с чем к Л. Берии переходили все дела по охране государственной безопасности и правопорядка. Начались массовые аресты сотрудников НКВД и прокуратуры, изобличенных во вредительской деятельности и злоупотреблениях при проведении «чистки». 23 ноября 1938 г., предчувствуя нависавшую над ним опалу, Н. Ежов сам попросил освободить его от должности наркома внутренних дел, мотивировав это стыдом за халатное отношение к обязанностям, в результате которого много «врагов» проникло в органы внутренних дел и прокуратуры. Однако «упреждающее раскаяние» не спасло его: в начале 1939 г. он по публичному настоянию И. Сталина не был переизбран в состав ЦК ВКП (б) как дискредитировавший себя служебными злоупотреблениями, а 10 апреля 1939 г. арестован. 3 февраля 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР по обвинению в подготовке государственного переворота приговорила Н. Ежова к смертной казни. Он был расстрелян на следующий день. Должность наркома внутренних дел занял Л. Берия, который оставался на ней до декабря 1945 г., пока в связи с усиленной работой в Политбюро ЦК ВКП (б) не был от нее временно освобожден. В декабре 1938 г. более 100 тыс. арестованных в ходе террора человек было освобождено, но в основном это были те, кому тройки еще не успели вынести приговор.
Окончание Большого террора не означало окончание политических репрессий вообще. Тотальная слежка органов госбезопасности продолжалась. Открытое высказывание недовольства коммунистической идеологией или политикой сталинского правительства по-прежнему влекло за собой неминуемый арест. Люди, критично относившиеся к положению дел в стране, если и не арестовывались, то неотвратимо падали по карьерной лестнице, подвергались осуждению и травле в коллективах. Зловещий призрак прошедшей «чистки» продолжал реять над страной, парализуя у большинства населения волю к любому противодействию представителям власти и сомнению в правильности ее политики. Так укреплялись идеологический диктат Партии и личная власть И. Сталина, который 6 мая 1941 г. был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров (с 1946 г. — Совета Министров) СССР, то есть, стал непосредственным главой советского государства. С 1939 г. репрессивная машина советской власти стала все больше охватывать не только реальных и потенциальных политических оппонентов большевиков, но и людей, не желавших самоотверженно трудиться на общественное благо: злостных нарушителей трудовой дисциплины на производстве, работников, систематически не выполнявших производственные нормы, колхозников и рабочих совхозов, даже в незначительном количестве присваивавших сельскохозяйственную продукцию (в селе, которое во времена И. Сталина переживало далеко не лучший экономический период, это было очень распространенным явлением). Особенно много людей попало под репрессивный каток во время Великой Отечественной войны: далеко не каждый гражданин в многомиллионной стране смог приспособиться к введенным чрезвычайным мерам, когда даже пятиминутное опоздание на работу могло повлечь за собой арест и суд, а в начале войны «врагами народа» объявлялись все без разбора военнопленные, даже попавшие в плен в бессознательном состоянии и те, кто впоследствии из плена бежал. В июле 1941 г. по приговору военного трибунала была расстреляна группа генералов, признанных виновными в неспособности Красной Армии сдержать наступление войск Германии и ее союзников в первые недели войны, хотя вина за неготовность СССР к началу войны лежала, в первую очередь, на самом советском правительстве и лично на И. Сталине.
В течение 40-х гг. был осуществлен ряд операций по принудительному переселению в восточные области СССР представителей народов, в среде которых были особенно сильны антисоветские настроения: некоторые депортировались в полном составе (ряд народов Кавказа, крымские татары, немцы Поволжья), другие — частично (население стран Балтии, молдаване, украинцы, евреи и др.). Некоторые народы, в своей массе не предпринимавшие активного сопротивления советской власти, но и не проявлявшие к ней особой лояльности, принудительно выселялись на места, где властям проще было их контролировать (переселение на равнину некоторых субэтнических групп горных грузин). На освободившиеся после депортаций территории как добровольно, так и в порядке исполнения государственной трудовой обязанности заселялись выходцы из других регионов. Депортации, под которые попадали сотни тысяч человек обоих полов и всех возрастов, были плохо организованы в плане снабжения переселенцев продуктами питания, лечением, теплой одеждой, в результате чего сопровождались массовой гибелью депортированных. В 1946 г. было выселено в Германию все коренное население, состоявшее из немцев и литовцев, переданной по итогам Второй Мировой войны СССР части Восточной Пруссии (современная Калининградская область). Активную репрессивную политику, борьбу с противниками социалистического строя советские власти проводили и в оккупированных в ходе Второй Мировой войны Красной Армией странах Восточной Европы. Весной 1940 г. возле села Катынь в Смоленской области РСФСР было расстреляно 21 857 жителей Польши, в основном офицеров польской армии, взятых в плен после советской оккупации восточной части страны.
Основная масса репрессированных, осужденных к заключению, помещалась в так называемые исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), в современной литературе часто называемые концентрационными. По всей стране была создана широкая сеть трудовых лагерей, в которых заключенные — как по политическим мотивам, так и обыкновенные уголовные преступники, занимались принудительной производственной деятельностью под вооруженной охраной. В 1929 — 1934 гг. трудовые лагеря находились в ведении ОГПУ, с упразднением в 1934 г. ОГПУ и образованием всесоюзного Наркомата внутренних дел лагеря и тюрьмы были переданы в ведение Главного управления лагерей и мест заключения (ГУЛаг) НКВД — МВД СССР. Разговорно под ГУЛАГом также понимают сами все тюрьмы и лагеря сталинской эпохи, вместе взятые. Хотя как ведомство, ГУЛаг существовало и после смерти И. Сталина, мало подвергалось внутренней реорганизации, и по сути под названием Главного управления исполнения наказаний (ГУИН) МВД СССР просуществовало до конца советской истории, а после распада СССР на его базе были созданы управления исполнения наказаний государств — бывших советских республик. Труд заключенных в сталинское время был бесплатен, что активно использовалось государством. Заключенных использовали на строительстве промышленных объектов, валке леса, добыче полезных ископаемых и строительных материалов. Заключенные под конвоем НКВД часто были первыми, кто начинал индустриальное освоение многих отдаленных районов советской страны на Севере и в Сибири. Заключенными были построены многие важнейшие объекты советской инфраструктуры, например, Беломорско-Балтийский канал.
Условия жизни и труда большинства заключенных в сталинское время были очень тяжелыми. Официальным обращением к заключенному (как и заключенного к сотруднику НКВД) было слово не «товарищ», а «гражданин», однако по сути на них смотрели не как на граждан, а как на рабочую силу. Если строительство промышленных объектов, поставки леса и руды шли соответственно плану, руководство НКВД закрывало глаза на смерть и увечья так называемого «спецконтингента» от тяжелого труда, истощения, производственных травм, болезней. Заключенные жили в наскоро сколоченных деревянных бараках, скудно питались, бóльшую часть суток в любую погоду работали на плохо оборудованных производственных объектах, недосыпали. Плохо выполнявшим суточный план выработки бригадам урезали и без того не отличающийся качеством и сытностью рацион питания. Малейшее неповиновение жестоко наказывалось избиением, заключением в тесный и холодный карцер. Широко практиковалось привлечение к поддержанию порядка в лагерях так называемого «актива» — помощников надзирателей из числа самих заключенных, обычно уголовных преступников, в обмен на улучшение своих условий содержания устрашавших прочий «спецконтингент» и сообщавших лагерному начальству о проявлениях недовольства и готовящихся протестах в среде узников. Иногда при освоении труднодоступных районов Севера и Сибири руководство ГУЛаг заведомо отправляло сотни и тысячи заключенных на смерть, высаживая их без надлежащего снабжения продуктами питания, теплой одеждой, медикаментами в холодной, безлюдной местности и заставляя вырубать леса. К тому времени как удавалось расчистить местность для постоянных бараков и наладить регулярную связь с административными центрами, массы людей погибали от холода и болезней. Погибших в лагерях заключенных хоронили в ближайшем удобном месте, часто в совершенно безымянных могилах, в связи с чем много жертв политических репрессий до сих пор считаются пропавшими без вести. Особенно высокой смертность в тюрьмах и лагерях была в годы Великой Отечественной войны из-за крайне низкого рациона питания (большинство продукции советской пищевой промышленности тогда направлялось на военные нужды) и усиленного труда заключенных для необходимого в военных условиях повышения уровня производства. Также во время наступления войск Германии и ее союзников НКВД осуществляло массовые расстрелы заключенных в лагерях и тюрьмах западной части страны, поскольку руководство СССР опасалось, что в случае захвата мест заключения врагом заключенные перейдут на сторону того или будут использованы нацистами для ведения антисоветской пропаганды.
Особенностью сталинской эпохи было также существование научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро тюремного типа — термин, само звучание которого сегодня кажется диким. В просторечии они назывались «шарашками». В этих закрытых и находящихся под усиленной охраной НКВД — МВД, ОГПУ или МГБ учреждениях заключенные инженеры, физики, техники, химики, геологи работали по своей специальности. Условия жизни и труда в таких учреждениях были, конечно, очень мягкими по сравнению с лагерными, их руководство тщательно следило за сохранностью здоровья и работоспособности образованного спецконтингента, и все же юридически специалисты «шарашек» оставались бесправными заключенными, обязанными соблюдать мелочно расписанный режим содержания, не смевшими обратиться даже к полуграмотному юному надзирателю словом «товарищ».
Иногда в лагерях случались активные протесты и выступления, инициированные не желавшими переносить несправедливые неволю и издевательства охраны политическими заключенными. Однако они быстро подавлялись: в условиях плотной изоляции лагерей от остального мира, отсутствия широкой поддержки со стороны уголовных преступников, предпочитавших тихо отбыть свой срок заключения и вернуться к разгульной жизни, протестующему спецконтингенту неоткуда было ждать помощи.
Через некоторое время после смерти И. Сталина отношение государства к заключенным советских тюрем и лагерей было значительно улучшено. Их стали в должной мере снабжать питанием, надлежащей одеждой, лечением, труд заключенных стал защищаться и оплачиваться. Официальная политика была направлена на содействие исправлению заключенных и возможности их благополучной интеграции в общество после освобождения. Однако активное использование принудительного труда заключенных на производственных объектах продолжалось вплоть до конца советской эпохи.
Новая вспышка политического террора в СССР произошла вскоре после Второй Мировой войны. За годы войны Партии и государству пришлось начать ценить инициативность отдельных людей, радоваться любой добровольческой помощи. Советские военнослужащие, прошедшие по Европе до Берлина, воочию увидели западный мир, который оказался вовсе не таким мрачным и жестоким, как его обрисовывала партийная пропаганда. Пережившие все тяготы и кошмары военного времени люди уже не так боялись грозного ока органов госбезопасности, как раньше. Военные-фронтовики осознавали свой первоочередной тяжелый вклад в победу, и необходимость снова следовать бюрократическому порядку советской мирной жизни, выслушивать самоуверенные указания не бывших на войне партийных активистов раздражала их. Многие партийные карьеристы во время войны проявили себя малодушно, при приближении вражеских войск сбегали, оставляя вверенные им объекты, бросая население, за безопасность которого должны были отвечать, а на оккупированных территориях начинали служить врагу. И хотя большинство коммунистов, тогда еще по-настоящему преданных идеалам Партии, отчаянно сопротивлялись агрессии, были в авангарде Великой Отечественной войны, выявление народом воочию лицемерия и трусости многих их товарищей не могло не подорвать авторитета ВКП (б). Назревший некоторый упадок авторитета государства и Партии, возникшие демократические устремления в народе, выражавшиеся в создании не связанных с ВКП (б) общественных организаций, в том числе вообще нигде не зарегистрированных негласных товариществ (например, различных обществ бывших фронтовиков), более смелом обращении к насущным проблемам в литературном творчестве, не способствовали росту антиправительственных движений. Уставший от войны народ в абсолютном большинстве уже не желал сопротивляться власти, которая, как оказалось, вполне эффективно смогла организовать оборону страны, да еще и вывела страну на доминирующий мировой уровень. Но демократический импульс в массах не мог остаться незамеченным органами государственной безопасности.
Власти на начинающееся раскрепощение общественного сознания немедленно отреагировали новыми репрессиями. Уже в 1946 г. по делу, сфабрикованному руководителем военной контрразведки СМЕРШ (сокращение: «Смерть шпионам!») В. Абакумовым, была арестована группа высших военных инженеров и командующий советскими ВВС А. Новиков. Генералы были приговорены к заключению, а В. Абакумов 7 мая 1946 г. назначен на должность министра государственной безопасности СССР. Затем последовали новые «чистки» в руководящих органах Партии, сопровождавшиеся многочисленными арестами. В 1948 г. сотрудниками МГБ был убит председатель Еврейского антифашистского комитета — еврейской национальной общественной организации, в годы войны оказывавшей помощь антифашистскому движению в странах Европы, С. Михоэлс, сам комитет вскоре упразднен, а его члены подверглись репрессиям. Вновь раскрутившийся маховик репрессий охватил бывших жертв Большого террора — уже отбывших свои срока заключения и освободившихся, писателей, чьи произведения показались ревнителям сталинской линии не соответствующими культурной программе Партии, граждан, слишком смело вступавших в пререкания с представителями властей. Репрессии 40 — начала 50-х гг. не достигли размаха Большого террора, однако выглядели еще более бессмысленно: если у «чистки» 1937 — 1938 гг. была конкретная цель — избавление государства и общества от нелояльных советской власти элементов, хотя «случайными жертвами» и оказывались невиновные граждане, то послевоенные репрессии походили на обыкновенную акцию всеобщего устрашения населения. Особенно пристальное внимание МГБ обращало на «подозрительных» людей еврейской национальности, так как еврейские национальные организации в СССР в годы войны тесно контактировали с международными последователями сионизма, в которых И. Сталин видел агентов американской разведки. В начале 1951 г. в Москве были арестованы члены неформальной студенческой организации «Союз борьбы за дело революции», ставившей своей целью посредством подпольных печатных изданий доносить до народа правду о политической обстановке в СССР и узурпационном характере власти И. Сталина. На следствии студентам был еще вменен заговор с целью организации вооруженного восстания и террористических актов против руководства страны. Трое руководителей организации были расстреляны, остальные тринадцать участников получили сроки заключения от 10 до 25 лет. Летом 1951 г. по личной инициативе И. Сталина был арестован и обвинен в государственной измене, суть которой сводилась к недостаточно активному следствию по ряду политических дел, сам В. Абакумов. Однако это не остановило продолжавший набирать обороты размах репрессий. В итоге тоталитарная система управления в советском государстве после войны была только укреплена. Против критического осмысления в массах справедливости вождизма и политической монополии Компартии играло и осознание народом, что без установленного при И. Сталине централизованного, оперативного порядка управления всеми сферами жизни государства и общества выиграть войну с таким сильным противником едва ли было возможным еще в полной противоречий послереволюционной стране.
Последним из готовящихся массовых политических процессов стало так называемое «дело врачей» — следствие над группой ученых-медиков, обвиненных в умышленно неправильном лечении нескольких представителей высшего руководства страны. По ходу дела выдвигались различные обвинения против знакомых и сослуживцев первоначально арестованных так, что в итоге в тюрьме МГБ оказалось 30 медицинских работников совершенно разных специальностей. Они также были преимущественно евреями по национальности. При этом «дело врачей» особенно широко освещалось в советской прессе, связывалось с другими раскрытыми «заговорами» еврейских организаций, в связи с чем рисовалось впечатление об опасном сионистском заговоре в СССР. Родственников и коллег арестованных подвергали травле на работе и на улице. Даже ходили слухи, что обвиняемых вскоре публично повесят на Красной площади (такой метод устрашения иногда применялся в некоторых советских городах в отношении военных преступников в годы Великой Отечественной войны).
Несмотря на освещение в прессе политических процессов и карательных акциях органов госбезопасности, детали борьбы с «врагами народа» были всегда окружены секретностью. Большинство советских граждан знало, что органы государственной безопасности и внутренних дел активно борются с теми, кто противостоит советской власти, но не догадывалось ни об истинных масштабах репрессий, ни о противозаконных методах, которые при этом использовались, ни об ужасном положении узников трудовых лагерей. Освободившиеся из заключения репрессированные предпочитали ни с кем не говорить на эту тему, чтобы вновь не оказаться за колючей проволокой ГУЛага. Конечно, из слухов и догадок многие советские обыватели все же понимали, что за торжественными сообщениями о разгроме очередной антинародной организации, об успехах борьбы советской власти с враждебными элементами скрываются события, далекие от романтической идиллии в духе борьбы доблестного богатыря с многоголовым змеем. Однако если в народе и догадывались об осуждении невиновных людей, то не думали, что это носит столь массовый характер, и уж тем более, что все это сопровождается еще задолго до революции объявленными вне закона жестокими физическими и моральными истязаниями.
По причине секретности, которой советское государство окружало политические репрессии, вокруг них до сих пор продолжаются активные научные дискуссии: что в первую очередь являлось провоцировавшим их фактором, были ли они неизбежны, насколько велика роль в их организации окружения И. Сталина или же они больше обусловлены его собственным деспотичным и жестоким характером. Но историки сходятся на том, что И. Сталин всегда был главным инициатором репрессий. Это подтверждается и тем, что массовые репрессии были прекращены практически сразу после его смерти весной 1953 г., хотя их непосредственные руководители еще оставались на своих должностях. Также было прекращено производство по еще не завершившимся приговорами политическим делам, в том числе по «делу врачей». Однако реабилитация несправедливо осужденных состоялась значительно позже. Имя И. Сталина по-прежнему ассоциируется с политическими репрессиями гораздо больше, чем с теми грандиозными достижениями, совершенными советской страной в эпоху его руководства.
Точное число жертв сталинских репрессий не установлено до сих пор. В среднем, исследователи приводят данные о 3,77 млн. репрессированных в 1930 — 1953 гг., из которых свыше 786 тыс. человек было казнено. По другим данным, уже в 1930 — 1941 гг. было репрессировано до 20 млн. человек. Жертами репрессий стали такие известные люди как академик Н. Вавилов — основатель советской генетики, историк Л. Гумилев, писатель О. Мандельштам, поэт П. Маркиш, певица Л. Русланова и др. Также множество деятелей политики, науки, культуры и искусства, не подвергшихся собственно репрессиям, но переставших быть угодными партийному начальству, было понижено по карьерной лестнице либо вовсе отстранено от привычной работы, подвергнуто публичному осуждению и насмешкам, под различными предлогами отправлено на работу в отдаленные районы страны.
Смешные! … фашистская партия сталина(гитлера) КПСС сумела внедрить в умы людей на сотни лет, что в СССР был рай и коммунизм
Пожалуйста, воздерживайтесь от употребления выражений, имеющих резко грубую окраску.admin
Репрессии да, ну а ради чего все это было? Целая эпоха прошла считай впустую. Сколько всего было построено, какая была промышленность, а потом все подонки разворовали и пустили с молотка.
Хорошая статья. Полезная и познавательная. А главное, нейтральная. Только факты. Сейчас сталинские времена все стараются представлять каким-то демонизированным временем.
Да, Сталинские репрессии были жестокими, но при нем страна была чище и сильней. Люди были добрее.
Профукали коммунисты страну, не помогло даже уничтожение «инакомыслящих».
Некоторые участники Большого террора со стороны власти прожили безбедно и в почете до глубокой старости с персональными пенсиями. А могилы замученных ни за что в большинстве сравняли с землей.