Несчастье, удача, свобода и зло: пиратство на Карибском море

Пиратство на море существует практически столько же, сколько само мореплавание. Груженые ценным товаром суда, плывущие посреди морской стихии, где не действует власть земных правителей, где нельзя убежать от нападения под защиту городских домов, холмов и оврагов, лесных и кустистых зарослей, всегда вызывали у нечестных людей искушение попытать богатства простым и грубым способом – отобрав ценности у их хозяев или перевозчиков. Издревле знающие толк в морском деле разбойники на собственных кораблях и лодках перехватывали торговые суда, завладевая их грузом, или разоряли прибрежные поселения, после чего скрывались на морских просторах, где их никто не мог быстро догнать. Пока на помощь пострадавшим от морского разбоя приходили свои войска, пираты уже отдыхали и делили добычу где-нибудь в отдаленных потайных бухтах или на островах среди опасных лабиринтов подводных скал. Пиратство распространено и поныне вблизи богатых подобными укрытиями берегов развивающихся стран, не имеющих достаточно сильных военного и полицейского флота.

В античное время пираты были сущим бичом Средиземного моря. Когда в I в. до н.э. древнеримское государство уже вступило в апогей своего могущества, овладев целыми странами по средиземноморским берегам, а римские легионы завоевывали Британию, самому городу Риму пришлось пережить настоящую морскую блокаду, так как распоясавшиеся разбойники грабили едва ли не каждый выходящий из его гавани корабль. Собственно, само слово «пират» происходит от латинского «pirata», восходящего к греческому «πειρατης – искатель счастья, разбойник». С большим трудом римлянам удалось сокрушить целые разбойничьи республики, возникшие на труднодоступных участках средиземноморского берега и многочисленных островах. В Раннее Средневековье настоящий кошмар на жителей европейского побережья от Балтики до того же Средиземноморья наводили знаменитые викинги – воины-мореплаватели со Скандинавского полуострова и Ютландии, которые безжалостно разоряли прибрежные города, разбивая в том числе королевские армии, и иногда даже, высадившись на берегу, совершали оттуда дальние походы в глубь континента. В XIV в. на мореплавателей Балтийского и Северного морей наводило ужас разбойничье сообщество витальеров, созданное при поддержке немецких городов, противостоявших датской экспансии. С XV по самый XIX вв. на Средиземном море, африканским побережьем которого владели мусульманские правители, а большей частью северного – христианские, активно действовали так называемые берберийские пираты, базировавшиеся в Африке и своими нападениями подрывавшие торговлю христианских стран. Из них вышли знаменитые адмиралы Османской империи братья Арудж и Хайреддин Барбаросса, ставшие потом султанами Алжира. В морях Восточной Азии, изобилующих множеством крупных и мелких островов, сильно изрезанными берегами, пиратство процветает с глубокой древности и по сей день.

Самыми знаменитыми же к настоящему времени стали активно действовавшие в XVI – XIX вв. пираты Карибского моря – глубоко вдающейся на запад, омывая берега обеих Америк, части Атлантического океана. Первыми из европейцев, кто начал колонизировать берега и острова Карибского моря, были испанцы. Основав в этом регионе ряд колоний, испанские экспедиции стали продвигаться вглубь Южной и Центральной Америки, захватывая у коренных народов – индейцев, земли, а главное – золотоносные рудники, которых было очень мало в Европе. В трюмах испанских галеонов – мощных трехпалубных судов, оснащенных бортовыми пушками, золото потянулось через Атлантический океан в Испанию, принося неслыханное богатство ее королям, превращая это государство, образовавшееся в XV в. в результате объединения нескольких королевств Пиренейского полуострова, в сильнейшую на Европейском континенте державу. Вскоре за испанцами в Карибское море пришли переселенцы из Англии и Франции, стремившихся не отставать от Испании и считавших ее своим главным геополитическим конкурентом. Англичане, а затем французы, тоже основали несколько колоний на берегах Карибского моря, однако им досталось меньше территорий, к тому же, оказавшихся не самыми богатыми в регионе. Геополитическая конкуренция родных держав и зависть к процветающим испанским колонистам обращали взор англичан и французов на груженые неслыханным богатством испанские галеоны, выглядевшие неприступной плавучей крепостью в открытом море, но весьма неповоротливо двигавшиеся среди густой сетью покрывающих карибские воды островов и рифов. Первые европейские колонисты в Америке вообще были отчаянными людьми: только такие люди могли оставить все на родине и отправиться жить в неведомые земли за океан, надеясь попытать лучшей доли. А самые отчаянные собирались в боевые группы, садились на легкие, маневренные суда и, пользуясь тем, что большой, тяжелый галеон не мог быстро занять удобную для обороны позицию среди мелей и подводных скал, брали его на абордаж. Захваченное золото сбывали в колониях своих держав, враждебных Испании.

Карибские пираты были весьма мощной силой, создававшей серьезные проблемы испанской торговле, да и самой испанской колонизации Америки. Они, однако, уступали по влиянию и могуществу своим современникам – китайским пиратам в морях Восточной Азии, громившим целые военные флотилии тамошних монархов. И тем более не держали в осаде столицы европейских королевств, как их античные коллеги на Средиземном море и викинги. Своей известностью пираты Карибского моря обязаны авторам приключенческих романов второй половины XIX – первой половины XX вв.: таким как Роберт Льюис Стивенсон и Рафаэль Сабатини. Из современников о них писали не слишком многие авторы, например, Даниэль Дефо. Наибольшее влияние на укоренившийся в массовом сознании нынешнего времени образ карибского пирата оказал роман Р.-Л. Стивенсона «Остров сокровищ». Однако автор создавал свое произведение не для просвещения, а для развлечения публики, поэтому не вдавался в вопросы истории несколько веков укрывавшихся на лесистых берегах Вест-Индии (как в то время называли острова Карибского моря) морских разбойников. Сюжет «Острова сокровищ» относится к очень небольшому по научным мерках периоду истории карибского пиратства – последнему перед началом его окончательного упадка. Пираты в романе знаменитого шотландского писателя предстают неким сборищем бандитов, ограниченных и практически лишенных всяких светлых человеческих чувств, авантюристов, ради призрачной и примитивной мечты о богатстве обрекающих на гибель и свои выбранные без разбора жертвы, и самих себя. На самом деле, простым любителям легкой наживы в те времена было очень трудно заняться морским разбоем: нужно было не только где-то достать корабль и вооружение, что само по себе было очень дорогостоящим предприятием, но и уметь управлять парусным судном, что являлось очень сложной наукой, а само управление требовало большого количества рабочих рук разной специальности. Наконец, для атаки на торговое судно нужна была немалая храбрость: морской торговлей занимались тоже люди не робкого десятка; команды купеческих кораблей тоже были вооружены для защиты своего груза. В Карибском море, как, по существу, и в других морях, пиратская деятельность в старину была напрямую связана с геополитическим соперничеством сильных держав. Абсолютное большинство своей истории карибские пираты грабили преимущественно испанские суда и колонии, тогда как английские и французские власти официально или неофициально оказывали им всяческое содействие.

Подавляющее большинство европейских (и не только европейских) пиратов конца Средневековья – начала Нового Времени были не бесприютными разбойниками (как выше уже говорилось, простым искателям приключений в то время было слишком дорого и трудно снарядить морскую экспедицию), а своего рода «вольницей на государственной службе». Это были отряды знающих толк в морском и военном деле добровольцев, предлагавших свои услуги правительствам сильных государств. Правительства соперничавших держав выдавали им так называемые «каперские грамоты» – разрешительные документы, в которых оговаривалось, на суда и поселения каких стран им можно нападать, какую часть награбленной добычи забирать себе, а какую – отдавать в казну выдавшего грамоту государства. Таких морских «разбойников на государственной службе» в современной исторической науке принято называть нидерландским словом «капер» (во время войны за независимость Нидерландов 1566 – 1648 гг. голландские каперы сыграли важнейшую роль в победе над испанским флотом), хотя во Франции, например, называли их «корсарами», а в Англии – «приватирами». Каперские команды полностью или частично оснащались и вооружались государствами, которые их нанимали. Основной целью снаряжения каперских экспедиций был подрыв морской торговли враждебных стран, но нередко в дальних морях, где не хватало правительственных военных судов, державы использовали каперов и в боевых действиях.

Первыми пиратами в Карибском море стали французские каперы, действовавшие против испанцев в том числе совместно с королевским флотом Франции. В 1553 г. французская эскадра из трех правительственных и семи каперских кораблей под командованием Франсуа Ле Клерка по-прозвищу Деревянная Нога (ногу он потерял ранее в одном из боев с англичанами у родных французских берегов) разорила испанские колонии Сан-Херман (Пуэрто-Рико) и Эспаньолу (Гаити). В следующем году боевой товарищ Ф. Ле Клерка Жак де Сор так разграбил город Сантьяго-де-Куба на кубинском побережье, что центр испанского управления на Кубе был перенесен из того в Гавану. В XVI в., однако, пиратство на Карибском море не достигало таких потрясающих размахов, как в следующие два столетия: Америка еще только начинала осваиваться европейскими поселенцами, судоходные возможности того времени не позволяли транспортировать через океан золото в несметных количествах. Пиратская активность в карибских водах стала стремительно расти в XVII в., по мере дальнейшего развития испанских колоний и усиления международных амбиций Франции, Англии и Нидерландов. Около 1625 г. французские каперы создали целую свою республику на острове Сент-Кристофер, и на том же острове возникла первая в Вест-Индии английская колония. В 1626 г. французы и англичане истребили до 4 тыс. индейцев-карибов – коренных жителей Сен-Кристофера. В 1628 г. в заливе Матансас у побережья Кубы эскадра нидерландских каперов во главе с адмиралом Питом Хайном смогла без боя захватить большой караван испанских судов, перевозивших из Мексики в Испанию 177 329 фунтов серебра, 135 фунтов золота, различные драгоценные товары. За такую позорную потерю груза командир каравана Хуан де Бенавидес-и-Басана был на родине казнен.

Испания, мореплаватели из которой первыми открыли земли Нового Света, в начале Нового Времени далеко опережала своих главных конкурентов – Францию и Англию, в освоении заокеанских земель. Испанская корона уже владела обширными землями в Южной, Центральной и южной части Северной Америки, в то время как французские и английские колонии были еще весьма скромны по территории, и большинство их располагалось вдоль восточного побережья Северной Америки, по природным условиям не отличавшегося от Европы. Поначалу французы и англичане, а также голландцы, основывали лишь редкие и довольно стихийные поселения в самых глухих и не суливших никакого богатства участках карибского региона. В основном это были отчаявшиеся в лучшей доле обнищавшие переселенцы, надеявшиеся найти хоть какой-то кусок земли, позволивший бы им выжить. Такие обездоленные выходцы из Франции и Англии к XVII в. заселили некоторые крупные острова в Карибском море, в особенности Гаити. Ранее по этим островам уже проходили испанские колонизаторы, истребившие вооруженной рукой или сгубившие завезенными европейскими болезнями коренное индейское население. Но затем и многие испанские островные колонии были покинуты их обитателями, не сумевшими приспособиться к ведению хозяйства в непривычных условиях влажного тропического климата либо разорившимися, не выдержав экономической конкуренции с другими – более успешными, испанскими же колониями. Брошенные на островах домашние животные, привезенные из Европы: коровы и свиньи, одичали и в отсутствие крупных хищников размножились. Обездоленные выходцы из Франции и Англии, не умея возделывать тропические культуры (привезенные из Европы же культурные растения в тропическом климате не приживались), сделали своим основным занятием охоту на этих диких коров и свиней, мясо которых стало их основной пищей. Мясо добытых животных они готовили способом, позаимствованным у индейцев-араваков: на специальной деревянной раме, называемой «буккан». Из-за этого обычая они получили прозвище «буканьеров» (французское «boucanier»). С началом деятельности буканьеров начинается примерно 70-летний период, названный в историографии «Золотым веком пиратства».

Буканьеры, не имея на своей территории иного богатства, кроме как бродивших по островным лесам диких животных, привыкали довольствоваться в жизни самым необходимым. И все же они не умели обеспечивать себя так, как это делали исчезнувшие с островов индейцы, поэтому постоянно нуждались в одежде и огнестрельном оружии для охоты, что можно было приобрести только за деньги. Наблюдение за ростом и обогащением испанских поселений рядом, конечно, вызывало у этой островной голытьбы и чувство зависти, тем более, что Испания была враждебна их родным странам. Это побуждало их собираться в группы и совершать нападения на испанские колонии и корабли. Добычу они сбывали в более отдаленных колониях своих родных держав. В 1630 г. испанские войска смогли вытеснить буканьеров с Гаити. Вынужденные покинуть свой обжитый остров вольные охотники переселились на небольшой соседний островок Тортуга (Тортю), где основали свое боевое братство и сделали пиратство уже основным своим занятием. К ним стало присоединяться много другого продолжавшего прибывать из Франции, Англии и Нидерландов обездоленного люда. Организовавшись, буканьеры успешно смогли дать отпор испанским силам, попытавшимся вытеснить их и с Тортуги, после чего развернули настоящий террор против проходивших через этот участок моря испанских судов.

Буканьерское сообщество быстро взяла под свое крыло Англия, правительство которой сообразило, что из опытных стрелков, ненавидевших испанцев и не имевших никакого источника прибыли, кроме морских грабежей, можно сделать отличных каперов. Снабжаемые английскими ссудами и оружием буканьеры превратились в мощную силу, отвоевали у испанцев обратно «родной» Гаити и стали совершать морские экспедиции в дальние испанские колонии, в том числе на само американское побережье. Затем каперские грамоты буканьерам стали выдавать также Франция и Нидерланды. Известным лидером буканьеров был Франсуа л’Олоне (настоящее имя Жан-Давид Но), в 1666 г. захвативший и разграбивший испанскую колонию Маракайбо и соседний город Гибралтар на побережье современной Венесуэлы, а затем прошедший огнем и мечом по Центральной Америке, разоряя испанские и индейские селения. Правда, эта опустошительная экспедиция стала для него последней: у Дарьенского залива между современными Панамой и Колумбией буканьерский отряд был разгромлен индейцами, а сам предводитель – зажарен и съеден. Другим знаменитым буканьером был Даниэль Монбар по-прозвищу Истребитель (1645 – 1707): трудно найти испанскую колонию в карибском регионе, которая не пострадала бы от морских набегов его людей. Д. Монбар захватывал испанские города Веракрус на побережье Мексики, а в Южной Америке: Индийскую Картахену (в современной Колумбии, тогда – в вице-королевстве (высшая административно-колониальная единица Испанской империи) Новая Гранада), Порто-Кабалло, Сан-Педро (современная территория Белиза) и снова те же Гибралтар и Маракайбо. Рассказывали, что этого пиратского вождя манили в походы не столько богатая добыча, которую он захватывал, сколько вид смерти и страданий ненавидимых им испанцев. В 1707 г. он погиб при неизвестных обстоятельствах, так и не успев по-настоящему пустить в дело огромное награбленное им состояние. Неизвестно и место, где он спрятал свои несметные сокровища.

Буканьеры использовали свои охотничьи навыки при захвате судов: на небольших лодках они незаметно подходили к атакуемому кораблю, осторожно взбирались на борт и, прежде чем испанская команда успевала поднять тревогу, метким выстрелом убивали рулевого. После этого основному отряду нагнать потерявший управление корабль уже ничего не стоило. При штурме буканьерами городов тоже проявлялись их прежние привычки преимущественно сухопутных обитателей: они не нападали на город с моря, обстреливая его укрепления из бортовых орудий своих судов, а высаживались на расстоянии от него, после чего посуху заходили в менее укрепленный тыл и неожиданно обрушивались на противника.

Уклад жизни буканьеров несколько напоминал таковый у русских вольных казаков (которые, к слову сказать, тоже часто занимались пиратством, только в основном на судоходных реках, а не на море): они жили в береговых поселениях равноправными военизированными общинами, в промежутках между пиратскими походами занимаясь по традиции охотой; все дела общины, в том числе о выходе в море на разбой, решались на общих сходках. Общинный сход выбирал и главу поселения, который обычно и являлся капитаном судна. На судне тоже все важные вопросы, в том числе о нападении на испанский корабль или колонию, решало собрание команды. Добыча делилась и распределялась между участниками похода сообразно заслугам. Дополнительную долю получали инвалиды, получившие в бою тяжелые ранения. Иметь какой-то другой доход, кроме как от сбыта награбленного, для буканьера было неприемлемо. Каждый член буканьерского «братства» мог свободно пользоваться вещами других. Буканьеру считалось не к лицу заботиться о своем внешнем виде: они были одеты всегда просто и неряшливо, а также обременять себя излишним трудом: для выполнения бытовых работ каждый пират имел захваченного в плен невольника. Не подобало буканьеру и обременять себя семейными заботами: вступивший в брак пират-охотник исключался из сообщества.

К середине XVII в. Англия, в которой активно развивалось капиталистическое производство, в ходе периодически вспыхивающих войн теснит остающуюся преимущественно феодальной Испанию на море и обзаводится собственными сильными колониями на островах Вест-Индии. Это становится сущим несчастьем для испанских карибских колоний и купцов: теперь пираты могут выгодно сбывать награбленное в относительной близости от своих баз и даже под видом мирных моряков использовать местные английские порты как базы, а снаряжение английскими властями каперских команд упрощается. В 1655 г. английские войска захватили у испанцев остров Ямайка с городом Порт-Ройал, который стал центром здешнего английского губернаторства. Порт-Ройал стал настоящей базой отдыха для пиратов, которые активно и выгодно сбывали здесь награбленный у испанцев товар и кутили в тавернах и игорных домах под прикрытием английских властей, пока деньги не заканчивались, и не наступала пора выступать в очередной грабительский поход к испанским владениям. Усиление морского сообщения между Англией и ее вест-индскими колониями, наличие на островах хорошо укрепленных английских фортов, к которым не смели приближаться испанские военные корабли, привлекало в воды Карибского моря множество опытных моряков и бывших военных, решивших заняться каперством, разбогатеть и поддержать свою родную страну в ее соперничестве с ненавистной Испанией. Хотя по-прежнему в карибском регионе продолжали действовать и буканьеры (и слово «буканьер» в разговорной речи часто обозначало любого карибского пирата вообще), волны тропического моря бороздило все больше судов с другими командами каперов, преимущественно британского происхождения. Местные английские губернаторы охотно выдавали каперские грамоты, так как колонии на островах нуждались в сильной защите от возможного испанского реванша, а присланных из Англии военных кораблей и гарнизонов было недостаточно. Некоторые английские команды разбойничали на испанских торговых путях и без каперской грамоты: родная держава все равно обычно прощала им вылазки против своего главного конкурента на море. Только в случае попадания в испанский плен такие особо авантюрные «искатели счастья» не могли рассчитывать на государственную защиту Англии и чаще всего быстро отправлялись на виселицу. В те годы за всеми вольными карибскими пиратами, грабившими суда как под защитой каперской грамоты, так и без нее, закрепилось общее название «свободных добытчиков»: на нидерландском языке «vrijbuiter», на английском «freebooter», а французы преобразовали его в «flibustier». Под своим французским вариантом «флибустьеры» оно и закрепилось в русском языке.

Имея общие интересы, пиратские команды и сообщества старались поддерживать между собой связь и взаимовыручку. Все группы флибустьеров фактически образовывали обширный военно-разбойничий союз – так называемое Береговое братство, в котором наибольшим авторитетом пользовались предводители самых сильных и успешных команд. В Береговом братстве сформировался неписаный пиратский кодекс, положения которого были направлены, главным образом, на обеспечение внутренней безопасности флибустьерских организаций и справедливое распределение захваченной добычи. Попытки присовить себе чужую долю карались смертью или изгнанием из сообщества. В морском походе неоспоримым авторитетом обладал избиравшийся на пиратской сходке капитан, которому команда должна была беспрекословно повиноваться. Капитан мог без суда подвергнуть наказанию и даже убить любого проштрафившегося члена команды. В то же время сообщество могло низложить капитана, предающего его интересы, и казнить его самого. На берегу власть капитана сильно ограничивалась полномочиями другого выборного лица – квартермастера (в русском переводе «Острова сокровищ» Н. Чуковского эта должность неправильно названа «квартирмейстером»), в море руководившего ходом корабля, а также абордажной атакой. Квартермастер организовывал повседневную жизнь команды и вне похода имел право накладывать вето на решения капитана. Никто не мог покидать команду до дележа добычи, который наступал обычно, когда той накапливался определенный вес. Пирату, заподозренному в предательстве интересов сообщества, часто в качестве предупреждения вручали игральную карту определенной масти (на основе этого обычая Р.-Л. Стивенсоном была придумана знаменитая, хотя в приведенной им форме никогда не существовавшая, «черная метка»).

На 1660-е – 1671 гг. приходится деятельность одного из самых известных пиратов Карибского моря – валлийца Генри Моргана по-прозвищу Жестокий. Ему удалось объединить под своим началом целую флотилию английских и французских флибустьеров; в разное время в его морском воинстве в общей сложности состояли от нескольких сотен до почти двух тысяч человек. Основной деятельностью грозного флибустьерского сообщества были грабежи прибрежных испанских городов в разных частях карибиского региона. В 1669 г. корабли Г. Моргана совершили кровавый поход на испанскую колонию Маракайбо, которую пираты захватили и удерживали свыше месяца, заблокировав в крепости его гарнизон. Город был дочиста разорен, при этом выведены из строя три испанских военных фрегата, а уцелевшие жители еще долго с содроганием вспоминали, каким чудовищным пыткам флибустьеры подвергали своих пленников, чтобы выведать местонахождение ценностей. В январе – феврале 1671 г. огромное по колониальным меркам воинство Г. Моргана в 1846 пиратов на тридцати шести кораблях подошло к берегам Центральной Америки и, высадившись с боями, совершило тяжелый переход через тропические леса к богатой испанской колонии Панама, куда свозилось золото, добытое в Перу. Действуя как профессиональная армия, флибустьеры разбили выступивший им навстречу испанский гарнизон, захватили и сожгли хорошо укрепленный город. После этого непобедимый капитан неожиданно бросил основную часть своего войска и в сопровождении группы самых верных людей сбежал, прихватив с собой абсолютное большинство захваченной добычи. Оставшись без предводителя, флибустьерская армада распалась, а сам Г. Морган, вернувшись в Англию и представ там перед судом (ямайский поход он совершил без санкции британских властей), был оправдан, в ноябре 1674 г. посвящен в рыцари королем Карлом II и в январе следующего года вернулся в Вест-Индию, заняв должность заместителя губернатора Ямайки. Испанцы же долго не могли оправиться от страшных ударов, нанесенных Г. Морганом по их карибским колониям; город Панама был заново отстроен на другом – более удобном для укрепления и обороны, месте.

Г. Морган, став помощником руководителя самой богатой и развитой британской колонии на Карибах, обзаведшись собственными прибыльными плантациями сахарного тростника, особенно много покровительствовал каперам, из среды которых вышел сам. Однако при этом он активно преследовал «самовольных» пиратов, промышлявших в море без каперской грамоты. В конце концов британским властям надоело, что главный город  Ямайки – Порт-Ройал, превратился в откровенный притон для морских разбойников, пусть и «своих», а второе после губернатора лицо в нем, не оставив палубных привычек, предается, не скрываясь, пьянству и разврату. На некоторое время Г. Морган был смещен со своей должности и удалился в свое имение на Ямайке, но затем включен в городской совет Порт-Ройала. В конце августа 1688 г. он умер от бесконечного злоупотребления алкоголем. 7 июня 1692 г. страшной силы землетрясение вызвало сильнейшие оползни и цунами, потопившие две третьих площади Порт-Ройала. Современники не сомневались, что это стало карой от Бога нечествивому городу за безмерные алчность и разврат его обитателей. После этого Порт-Ройал потерял прежнее экономическое значение и в конце концов был полностью оставлен жителями, а власти Ямайки перебрались в соседнее поселение Кингстон, где столица этого теперь уже независимого государства находится и поныне.

В период расцвета флибустьерства не только британские «вольные капитаны» терроризировали береговые испанские колонии. В 80-е гг. XVII в. испанцы также много натерпелись от каперов Николаса Ван Хорна – голландца на французской службе, потопившего несколько галеонов из каравана с золотом, который перед тем сам вызвался охранять, а в 1683 г. совершившего совместно с другими флибустьерскими капитанами нападение на город Веракрус на побережье Мексики. Возвращаясь из набега на пиратскую базу, он вступил в дуэль с предводителем каперов союзной группировки Лоренсом де Граффом и, получив в ней тяжелое ранение, вскоре умер. В 1684 г. инициатор этого похода на Веракрус буканьер Мишель де Граммон снова разграбил со своими людьми мексиканское побережье.

Нападение на колониальные города, конечно, было, несмотря на всю мощь и свирепость пиратов, достаточно сложным для них делом, требовало собирания больших сил и тщательной подготовки. Основным видом морского разбоя был захват торговых судов. Обычно пираты, выследив судно, перевозящее ценный груз: золото и серебро, невольников, красители, ваниль, сахар, ром (не только любимый напиток европейских моряков той эпохи, но и вообще очень ходовой товар) и прочие исключительно дорогостоящие в европейских странах продукты региона, приближались к нему под видом обыкновенных мореплавателей, вступали с его командой в невинные морские переговоры. Подойдя на расстояние, которое безусловно могли покрыть прежде чем выбранный целью нападения корабль мог изменить курс (в эпоху парусного флота это было делом очень небыстрым) и уклониться от сближения, необходимого для абордажа, пираты чаще всего старались напугать его команду, чтобы не вступать в опасную рукопашную схватку. Для этого они демонстрировали свое вооружение и угрожающе кричали либо разворачивали на своем судне полотнище с изображением человеческого скелета или же черепа со скрещенными под ним костями (в обычной ситуации на флоте того времени этот знак означал, что на судне эпидемия). Впоследствии многие пиратские команды стали делать изображение скелета или черепа своим постоянным флагом, и в англоязычной морской среде оно было прозвано «Веселым Роджером». Нередко, если разбойники сомневались в своих возможностях, решительный настрой команды грузового судна защищать свой товар, ответная демонстрация оружия заставляли пиратов отступить, даже не начав бой. Если команда подвергшегося нападению судна сдавалась, или пираты тоже были полны решимости завладеть ее грузом, на борт корабля-жертвы закидывались канаты со стальными абордажными крюками на концах, которые прочно впивались в фальшборт и уже не позволяли перевозчикам отойти от разбойничьего судна. По канатам или сходням либо на шлюпках пираты перебирались на судно, которое собирались ограбить, после чего – если команда сдавалась, приступали к выносу товара, а если команда оказывала сопротивление, вступали в бой.

Захваченный груз пираты переносили на свой корабль, но иногда завладевали и самим торговым судном: когда им слишком тесно было на одном своем или же свой был менее удобен. С находившимися на взятом на абордаж судне моряками, сопроводителями груза, пассажирами разные пиратские команды могли поступать по-разному. Особо великодушные разбойники сохраняли своим жертвам и жизнь, и корабль, взяв только товар (чаще это случалось, когда перевозчики груза не оказывали сопротивления). Но многие морские грабители, если не большинство, предпочитали затопить ограбленное судно, чтобы его экипаж не мог быстро добраться до колониальных поселений и поднять тревогу. Людей с пущенного ко дну корабля высаживали в шлюпки или на какой-нибудь пустынный берег. Самые жестокие пиратские капитаны убивали команды ограбленных судов, особенно если жертвы оказывали сопротивление. Впрочем, случалось, что морякам, особенно смело и ожесточенно отбивавшимся от атаковавших борт их судна бандитов, не только сохраняли жизнь, но и предлагали самим вступить в пиратское сообщество.

Рачительные пираты берегли свою долю средств, вырученных от продажи добычи, вкладывали ее в банки и инвестиции, постепенно накапливая капитал. Став богатыми людьми, они либо вовсе завязывали с преступным ремеслом, становились плантаторами, предпринимателями, делали карьеру в структурах власти своих родных государств, либо превращались в, говоря современным языком, криминальных боссов, сами уже не участвуя в морских походах, но финансируя пиратские команды, покрывая торговлю награбленным, подкупая в интересах своих бывших собратьев должностных лиц в колониях. Но большинство разбойников все же быстро проматывало свою долю, предпочитая ничего не ждать и ни в чем себе не отказывать, после чего вновь поднималось на борт отправляющегося за добычей судна. Их обычным концом была смерть в бою, на виселице либо в тюрьме, от кораблекрушения, тропической болезни или пьянства, в лучшем случае, состарившись или получив увечье, они возвращались в родную страну и там до конца дней занимались нищенством.

В конце XVII в. начинают назревать признаки грядущего упадка карибского пиратства. Пираты все еще являлись мощной силой, потрясавшей испанские колонии и наводившей трепет на морских торговцев. Однако им все труднее и рискованнее становилось заниматься своим привычным ремеслом. Прежде всего, это было связано с техническим развитием мореплавания. Появились более быстроходные и маневренные крупногабаритные суда, на которых уже легче, чем прежде, можно было перевозить за океан большое количество людей и грузов. Увеличилось количество военных судов. Испанские колонии и морские караваны теперь охранялись более многочисленными, чем раньше, военными гарнизонами и бóльшим количеством оснащенных дальнобойными пушками кораблей. Уходили в прошлое грузные галеоны: золото и прочие дорогие товары все больше перевозились на более маневренных торговых судах, которые нелегко было захватить врасплох среди отмелей и рифов. Губернаторы английских и французских колоний с усилением их военной мощи все меньше нуждались в услугах каперов, а потому все труднее становилось получить каперскую грамоту. Также развитие интенсивности морского сообщения с метрополиями способствовало усилению в колониях влияния королевской власти, и губернаторы все меньше предпринимали в управлении колониями самостоятельные шаги, в том числе касающиеся соглашений с пиратами и разрешения торговли награбленной в море добычей.

Другими причинами осложнений, с которыми столкнулся каперский промысел, были причины геополитические. Усиливая контроль над своими заморскими колониями, европейские монархи и их дворы стремились сильнее загнать колониальную политику в русло общей. Если раньше перемирия между враждующими государствами, заключенные на Европейском континенте, не действовали за океаном, то теперь в пункты мирных договоров включались и положения о гарантиях безопасности колоний. Поэтому, когда державы-конкуренты заключали очередной мир с Испанией, они запрещали нападать на испанцев и своим каперам. Зато Англия, Франция и Нидерланды все чаще привлекали каперов для борьбы между собой, так как при том, что Испания обычно была их общим врагом, их собственные амбиции время от времени толкали державы с развивающимся капитализмом на сражения друг с другом. Испания, наоборот, в конце XVII столетия стала союзником Англии и с согласия той начала переманивать к себе английских каперов против Франции и Нидерландов.

Поскольку каперы действовали в интересах разных держав, в Береговом братстве начались споры и конфликты. Особенно подорвала внутреннюю мощь союза флибустьеров война за Пфальцское наследство 1688 – 1697 гг., активно распространившаяся в Новый Свет. По указанию британских и нидерландских властей английские и голландские каперы грабили французские суда, а французские по указанию своих губернаторов – соответственно корабли Англии и Нидерландов. Многие пираты были недовольны тем, что их иноязычные собратья нападают на корабли их соотечественников, к тому же, власти привлекали каперов и для охраны своих торговых судов, что грозило сражением между пиратскими командами из разных стран.

В Англии мореплавание развивалось особенно интенсивно, в связи с чем английские колонии на берегах Карибского моря и недалеко от него быстро росли и укреплялись, тогда как немногочисленные французские и голландские приходили в упадок. Английские губернаторы не желали предоставлять покровительство французским и голландским флибустьерам, разрешать тем сбывать свой товар в английских портах. Потеря рынков сбыта вынуждала пиратов из Франции и Нидерландов покидать карибский регион. На рубеже XVII – XVIII вв. прекратило свое существование преимущественно франкоязычное сообщество буканьеров, их поселения подчинились французской администрации, а жители тех – в простых колониальных обывателей.

Пираты, конечно, тоже извлекли свою выгоду из технического развития мореходства. В конце XVII – начале XVIII в. действовал так называемый Пиратский круг – длинный океанический маршрут от берегов Карибского моря и сопредельных участков атлантического побережья Северной Америки в обход Африки и Мадагаскара до стран Аравийского моря, после чего в обратном направлении. Он позволял пиратам промышлять и сбывать награбленное добро в большом количестве портов, в странах, где их никто не знал, в том числе не связанных с европейскими державами никакими договорами. Некоторые пираты, попытав удачи в далеком Индийском океане, возвращались обратно к привычным карибским берегам, но многие окончательно обосновывались там, где их не могли достать ни испанские, ни английские военные корабли, смешивались с местными морскими разбойниками и продолжали свое хищническое ремесло на новом месте, используя передовую европейскую тактику. Именно туда – к индийским берегам, ушли последние представители буканьерской республики.

Известным разбойником Пиратского круга был англичанин Генри Эвери, одержавший победу над в несколько раз превосходящими его собственные силами индийцев, не обладавших такими мощными кораблями и искусством ведения морского боя, как европейские пираты. Команде Г. Эвери даже удалось захватить личный корабль индийского императора Аурангзеба, что привело к серьезным осложнениям отношений между державой Великих Моголов и британской Ост-Индской компанией (монопольным торговым объединением), вынудив английские власти начать розыск дерзкого пирата. До европейских дворов также доходили сведения о некоей республике Либерталия, созданной вышедшими из карибского региона пиратами в северной части острова Мадагаскар. Распространялись рассказы о том, что это – целое государство, основанное не простыми разбойниками, но преисполненными благочестия и благородного духа, которые поставили себе цель не нажиться преступным путем, а заставить богатых людей уважать библейские предостережения от жадности и скупости, в связи с чем с проходящих мимо торговых судов забирают только половину товара, отпуская затем и команду, и корабль с миром. Ничего достоверного, однако, о таинственной Либерталии узнать не удалось, и когда европейцы уже основательно познакомились с Мадагаскаром, никакого пиратского государства там не нашли. Возможно, рассказы о ней выросли из простых баек моряков, побывавших в дальних, незиведанных краях, а возможно, на Мадагаскаре, действительно, недолгое время существовало какое-то пиратское сообщество со своим кодексом, может быть, и не настолько благородным, как это описывалось в Европе.

В 1697 г. состоялся последний потрясающий рейд флибустьеров – захват Индийской Картахены. Однако затем пиратская флотилия потерпела поражение от совместных действий британской и нидерландской эскадр, и флибустьерские команды были вынуждены спасаться, расплываясь по морю в разных направлениях. Затем флибустьеры понесли еще ряд тяжелых поражений, и крупные пиратские организации в карибском регионе перестали существовать. Само слово «флибустьер» вышло из широкого употребления.

Предвестником необратимого заката карибского пиратства стало окончание войны за испанское наследство 1701 – 1714 гг., в ходе которой регулярный военный флот показал бесспорное преимущество над каперами, а европейские державы окончательно перешли к политике умиротворения на всех участках пересечения интересов, в том числе на колониальном пространстве. Огромное количество каперов осталось без дела и возможности на законных с точки зрения властей своей страны основаниях вести привычный промысел. Привыкшим к воле и независимости пиратам совершенно не хотелось наниматься на торговые и государственные суда, ловить рыбу или пахать землю. Бывшие каперы уже без разрешения властей какой-либо державы продолжили разбои на море, пополняя свои ряды присоединявшимися к их командам авантюристами, многие из которых, овладев пиратским ремеслом, создавали потом собственные разбойничьи команды. Теперь, не связанные договорами с определенными государствами, пираты набирали в свои группировки людей разных национальностей, хотя преобладал все-таки британский элемент. Поначалу пираты все-таки старались сохранить хоть сколько-то ровные отношения с администрациями британских колоний, чтобы иметь возможность где-то находить место отдыха и легального сбыта награбленного товара. На первом этапе «независимого пиратства» нападениям подвергались преимущественно испанские и французские торговые корабли. Однако английские власти, больше не нуждавшиеся в услугах трудноуправляемых морских разбойников, не желавшие ненужных проблем в отношениях с Францией и бурбоновской Испанией, начали преследовать пиратские команды, в том числе возглавлявшиеся британцами. С этого времени карибские пираты окончательно ставят себя вне всяких королевских законов и политики, интересуясь лишь количеством и ценностью добычи, и превращаются по сути в обыкновенных бандитов, одинаково жестоко атакующих и грабящих суда как чужих, так и своих стран. Пираты этого периода и являются персонажами романа Р.-Л. Стивенсона «Остров сокровищ», с ними связаны типичные современные представления о карибском пиратстве, хотя их деятельность, несмотря на то что некоторое время была еще весьма бурной, скорее является уже агонией «Золотого века пиратства». Не имея поддержки колониальных властей ни одной из европейских держав, морские разбойники не могли слишком долго удерживать свою мощь.

Еще в 1706 г. такими морскими бандами была сформирована так называемая Республика Пиратов на Багамских островах, которые в то время были труднодоступны для регулярного флота европейских стран. Формально они считались британской территорией, но на самом деле на островах не было никакой администрации, и для пиратов их берега стали чуть ли не единственным надежным пристанищем. По своей сути это была «конфедерация» или обоществленная стоянка около двух десятков пиратских команд, каждая из которых была независимой в своих делах, по своему усмотрению выходила на промысел и тратила награбленное добро. Отношения между командами регулировались разбойничьим кодексом, во многом сходным с кодексом буканьеров. Центр Республики находился в поселении Нассау (этот город и в настоящее время является столицей Багамских островов) на острове Нью-Провиденс, основанном англичанами еще в середине XVII в., но впоследствии покинутом английскими регулярными войсками. В последние годы существования Республики Пиратов именно в ее гаванях регулярно бросал якорь самый известный пират указанного периода, если не самый известный в истории пират вообще, – англичанин Эдвард Тич по-прозвищу Черная Борода. Он командовал небольшой флотилией из нескольких кораблей, активно перехватывая, разграбляя и пуская ко дну товарные корабли разных стран, в том числе английские, а в 1718 г. несколько дней держал заблокированным вход в бухту города Чарльз-Таун (Чарлстон) британской колонии Южная Каролина севернее полуострова Флорида. За время блокады команда Э. Тича захватила девять кораблей, выходивших из бухты или, наоборот, направлявшихся в нее, завладела перевозимым товаром, а их экипажи обменяла на предоставленные королевскими властями медикаменты. В июне Э. Тич, узнав об указе английского короля о помиловании пиратов, которые вернутся к добропорядочной жизни до 5 сентября, сдался губернатору колонии Северная Каролина на побережье Атлантического океана, имевшей репутацию одной из самых коррумпированных и наводненных людьми с сомнительной биографией. Получив из рук губернатора королевское прощение, грозный пират занялся в Северной Каролине предпринимательской деятельностью.

Помимо Э. Тича, с Республикой Пиратов были связаны такие известные разбойничьи капитаны как Джек Рэкхем по-прозвищу Калико (разновидность ткани, одежду из которой он предпочитал носить) и его отчаянные женщины-помощницы Энн Бонни и Мэри Рид, Чарльз Вейн, не скрывавший своих алчности к деньгам и пренебрежения ко всем моральным ценностям (в том числе столь ценимым другими пиратами верности слову и товарищеской чести), Бенджамин Хорниголд.

Английские власти упорно и беспринципно преследовали вольных пиратов на море, пойманным грозила смерть на виселице; нередко казнь производилась в местах на берегу, хорошо видных проходящим судам, и тела казненных подолгу оставлялись в петле как грозное предупреждение их оставшимся на свободе товарищам, а также всем желающим нажиться кровавым способом. Впрочем, система английского правосудия того времени при формальной суровости характеризовалась широкими возможностями применения королевской милости, поэтому многим пиратам, представлявшим какой-либо интерес для властей или знавшим о нечестных махинациях колониальных чиновников, удавалось не только избежать виселицы, но и какого-либо наказания вообще. В июле 1718 г. британский военный флот во главе с капитаном Вудсом Роджерсом, самим в прошлом капером, подошел к Нассау и объявил его лихим обитателям о королевском помиловании. Большинство разбойников было напугано и приняло предложение В. Роджерса, однако самые непримиримые и отчаянные с боями смогли вырваться из бухты Нассау и скрыться. На Багамских островах же была учреждена британская колониальная администрация, В. Роджерс стал первым королевским губернатором Багам.

В августе 1718 г. Э. Тич, так и не сумев оставить старые привычки, под прикрытием властей Северной Каролины возобновил пиратскую деятельность, но уже у берегов средней части Северного Америки. К нему присоединились несколько других пиратских капитанов, сбежавших с Багамских островов. Это вызвало негодование губернатора соседней с Северной Каролиной английской колонии Вирджиния Александра Спотсвуда, который начал настоящую охоту за неожиданно объявившимися в его водах карибскими разбойниками. 21 ноября небольшой отряд королевских сил под командованием лейтенанта Роберта Мэйнарда выследил корабль Э. Тича на его обычной базе в проливе у острова Окракок и на следующее утро атаковал. Пираты оказали яростное сопротивление, перебив треть отряда Р. Мэйнарда и выведши из строя одно из его судов. Однако когда, воодушевившись, Э. Тич с командой, вместо того чтобы вырваться из пролива и уйти в море, неосмотрительно попытались взять на абордаж флагманский шлюп Р. Мэйнарда, на них неожиданно обрушилась укрытая хитроумным лейтенантом в трюме свежая группа королевских бойцов. Пираты, в том числе сам Э. Тич, сражались с необычайной яростью; Черная Борода ударом абордажной сабли даже сумел сломать шпагу Р. Мэйнарда, однако и натиск вирджинцев оказался злым и упорным. В конце концов пиратская команда была окружена и разгромлена, а ее капитан изрублен саблями. Голову Э. Тича поместили на столбе у входа в Чесапикский залив между колониями Вирджиния и Мэриленд – для устрашения других пиратов и успокоения добропорядочных моряков.

После прекращения существования Республики Пиратов на Багамах пиратство в Карибском море уже не достигало прежнего размаха, когда обширные колонии европейских держав, прежде всего, Испании, стонали от разгула морских разбойников. Усовершенствование мореплавания и интенсификация товарооборота между Европой и Новым Светом приводили к росту населения колоний, увеличению плотности кораблей на просторах Карибского моря. Оставшимся пиратам все труднее было уходить от преследования, так как мало осталось акваторий, где можно было бы надежно скрыться от посторонних глаз, а маневренные военные суда, оснащенные мощными дальнобойными орудиями, легко доставали разбойничьи корабли и среди отмелей и рифов. Усиление контроля властей над торговлей в колониях препятствовало легкому сбыту добытых грабежом товаров. К 1730 г. пиратство окончательно перестало быть существенной проблемой для морских торговли и перевозок в карибском регионе. Пираты занимались лишь грабежами мелких судов и контрабандой, а когда в начале XIX в. испанские и французские владения по северному побережью Мексиканского залива перешли к Соединенным Штатам Америки, часто нанимались на американскую военно-морскую службу.

Из последних «классических» пиратов Карибского моря наиболее известны братья Жан и Пьер Лафиты, французы, команда которых оказала активную поддержку американским войскам против британцев в битве за Новый Орлеан в 1815 г. В 1817 г. Жан Лафит создал новую пиратскую республику на острове Гальвестон у побережья Техаса, который тогда являлся испанской колонией, однако недалеко проходила граница американского штата Луизиана, властям которого, несмотря на помощь, оказанную пиратами под Новым Орлеаном, не слишком нравилось такое лихое соседство. Наступили другие времена, морские разбойники уже не решались вступать в столкновения с военными судами контролировавших берега Карибского моря государств, и в 1821 г., после самовольного нападения одного из подчинявшихся Ж. Лафиту капитанов на американских предпринимателей, «последняя карибская вольница» по требованию властей покинула остров Гальвестон и ушла на остров Мухерес у полуострова Юкатан. Еще два года Ж. Лафит с командой пиратствовал вокруг Кубы, разоряя испанские корабли и пользуясь поддержкой правительства Великой Колумбии – нового государства, образовавшегося в результате отделения южноамериканских колоний Испании от метрополии. В 1823 г. он перебрался к городу Омоа в Гондурасе, откуда испанцы в большом количестве вывозили серебро, и там погиб, попытавшись ограбить два хорошо вооруженных испанских судна (возможно, в тумане пираты приняли военные суда за торговые).

Со второй половины XIX в. Карибское море и его берега уже не виделись из Европы неким диким, неизведанным краем, как в прошлые столетия. Дальнейшее развитие судоходства, появление паровых судов сделало сообщение Европы с Новым Светом относительно легким делом. На Карибы, как и во всю приатлантическую Америку, устремился мощный поток переселенцев, предпринимателей, военных. Дикие, незаселенные берега, где под прикрытием мангровых зарослей и джунглей морские разбойники устраивали свои базы, стали редкостью. Даже на самых отдаленных от основных морских путей островах возникли плантации и поселения с регулярной администрацией. В таких условиях пиратство окончательно сошло на нет. Однако рассказы о прошлых временах, о грозных флибустьерских флотилиях, неожиданно появляющихся откуда-то из-за моря и обрушивающихся на мирные города, о судах под черным флагом, берущих на абордаж торговые корабли, о вольных береговых республиках, где искатели удачи предавались радостям свободы, никому не уплачивая налогов, ни перед кем не склоняя головы, еще очень долго гуляли по Карибам. Они будоражили воображение гостей карибского региона, возвращавшихся затем в Европу или другие области Нового Света и пересказывавших (конечно, с различными приукрашиваниями) то, что было услышано в краю моря, солнца, живописных джунглей и плантаций. Увлекшись рассказами об уже канувшем в небытие грозном карибском пиратстве, образованные европейцы начинали пристальнее изучать эту тему, изыскивать различные документы, мемуары участников давних событий, а пробелы в найденных сведениях дополнять собственными фантазиями. И на бумагу изливались строки популярных приключенческих романов, во многом далеких от исторической реальности, но тем не менее, укрепивших память о пиратах Карибского моря еще для многих поколений человечества.