Независимый дух против самодержавия: Кавказская война (часть XI)

Жестокое поражение Даргинской экспедиции М. Воронцова показало, что Россия не обладает достаточными ресурсами, чтобы в ближайшие сроки покорить горную полосу Кавказа. Поэтому российское командование на Кавказе после того надолго прекратило экспедиции в глубь гор, занявшись в основном укреплением Кавказской линии, чтобы предотвратить прорыв ее горцами и возвращение ими ранее завоеванных Россией земель. Имам Шамиль со своими ближайшими сподвижниками прочно обосновался в горном чеченском селении Ведено, которое на четырнадцать лет стало столицей созданного мюридами первого в истории объединенного государства разных народов Северного Кавказа – Северокавказского имамата или Имамата Шамиля. Это было государство в полном смысле этого слова, в административном отношении необыкновенно развитое для Северного Кавказа того времени. Понятно, что Шамиль и его сподвижники старались максимально усовершенствовать систему управления горцами, отлично понимая, что плохая организация сопротивления – одна из главных причин того, что Россия до сих пор удерживала стратегическую инициативу, хотя и продвигалась на горские территории медленно.

Территория Имамата, включавшая в себя первоначально Чечню и бóльшую часть Дагестана, позднее формально – и некоторые районы Западного Кавказа, была поделена на ряд областей – вилайетов. Во главе области стоял назначаемый имамом мудир; область делилась на районы, возглавляемые наибами; районы делились на округа во главе с мазунами, а в каждый округ входило несколько сельских общин, каждую из которых возглавлял выборный старшина, называемый дибиром в Дагестане и туркхом в Чечне. Административные начальники руководили и военным контингентом, набиравшимся на подведомственных им территориях. Представительная власть была объединена с судебной. Высшим представительным и судебным органом был диван-ханэ – высший государственный совет, состоявший из авторитетных народных представителей. Иногда диван-ханэ отклонял постановления самого Шамиля, которые не понравились бы народу. В то же время имам мог наложить вето на любое постановление диван-ханэ, которое считал противоречащим интересам государства. В особых случаях имамом созывался консультативный совет высших должностных лиц и исламских ученых. Диван-ханэ являлся высшей инстанцией по отношению к муфтиям – шариатским судьям областей, а муфтии – по отношению к кадиям – судьям округов или общин. Высшая же власть в государстве – как административная, так и духовная, принадлежала имаму. Имам был во всех отношениях высшим начальником, верховным судьей, руководил поклонением Богу своего народа. Его решения обжаловались редко. Контроль за должным функционированием государственной системы, борьбу со злоупотреблениями должностных лиц, а также контрразведывательные функции осуществляли мухтасибы – тайная полиция, подчиненная лично имаму. Вся власть, делопроизводство, государственная политика осуществлялись в соответствии с шариатом, на основании которого имам издавал официальные законы – низамы, постепенно заменявшие неписаные горские обычаи – адат. Обычаи, противоречащие шариату, бескомпромиссно отменялись, следование им запрещалось. В частности, под страхом строгого наказания (нарушителей сажали на осла задом наперед и, вымазав лицо сажей, возили по селению) были запрещены любимые кавказскими народами песни и пляски. Осуществлялось государственное перераспределение продуктов питания и фуража, чтобы в случае неурожая или, что бывало еще чаще, разорения русскими войсками пострадавшие общины не вымирали от голода; жители разрушенных в ходе войны сел обязательно получали приют в других селах.

В Имамате была создана постоянная армия, сменившая традционные горские народные и феодальные ополчения. Все боеспособные мужчины, достигшие возраста 15 лет, должны были нести воинскую службу. Только несколько общин были освобождены от воинской обязанности, но при этом должны были заниматься сельскохозяйственными работами и снабжать государство продуктами и фуражом: руководство Имамата понимало, что военная служба сильно отвлекает людей от хозяйственных дел. Элиту вооруженных сил составляла гвардия имама – муртазеки, выполнявшие также полицейский надзор за соблюдением шариата в стране. У муртазеков даже имелась собственная униформа – желтые черкески и зеленые чалмы у рядовых, черные черкески и зеленые чалмы у командиров. В гвардию входили мюриды, глубоко преданные Аллаху и потому, следуя исламской концепции о безоговорочном повиновении правителю, готовые беспрекословно выполнить любое соответствующее шариату приказание имама, презрев для этого все личные, родственные, национальные интересы. Была учреждена система войсковых подразделений, выплаты воинам жалованья, воинских наград и знаков трусости (воины, проявившие трусость в бою, должны были носить пришитые к одежде куски материи до тех пор, пока проявленным героизмом не смывали позор, – уже классический горский обычай). Прибывший на Кавказ инженер из Египта Хаджи Юсуф (одновременно исполнявший обязанности посла Шамиля к османскому двору) стал руководить производством горцами собственной артиллерии. Правда, все равно у кавказских народов не хватало навыков ни литья пушек, ни стрельбы из них, поэтому вплоть до окончания Кавказской войны господство оставалось за российской артиллерией.

В начале 40-х гг. XIX в. Имамате было учреждено также почтовое сообщение. Под властью Шамиля прежде воспринимавшиеся остальным миром полудикими горные кавказские области с необыкновенной быстротой преображались. Шамиль повел решительную борьбу с прежде нередко даже не рассматривавшимися как преступления (если были совершены в отношении членов другой общины) кражами и разбоями. Независимо от того, был потепевший односельчанином преступника или жил в другом селе, за кражу в соответствии с исламским законом отрубалась рука, а за разбой назначалась смертная казнь. Все мусульмане были уравнены в правах, независимо от происхождения и имущественного положения. Мусульмане не могли быть обращены в рабство, знатные люди лишились своих крепостных, освобожденных Шамилем. В Дагестане полицейские функции исполняли чеченцы, в Чечне – дагестанцы, что позволяло исключить клановость и родоплеменную поруку в государственной системе. Через лазутчиков, пробиравшихся сквозь российские кордоны в Закавказье в Османский Халифат, были установлены дипломатические отношения с Портой. Шамиль признавал себя подданным османского султана, в то время считавшегося покровителем всех мусульман-суннитов, и обязался во всем ему повиноваться. Хотя султанский двор с воодушевлением воспринял весть о появлении на Северном Кавказе серьезного мусульманского государства, готового до победного конца вести войну с Россией, все равно этот регион уже был слишком удален от османских пределов, а сам Халифат пребывал в глубоком экономическом и политическом упадке, и в целом мало оказал помощи Имамату.

Шамиль жил в Ведено в укрепленной высоким частоколом и рвом усадьбе под охраной муртазеков. Правление его имело резко выраженные авторитарные черты: хотя он периодически был склонен прислушиваться к мнению своих сподвижников, в основном вся политика вершилась по его единоличным указаниям. Авторитаризм Шамиля продолжал усиливаться в последующие годы. Сам Шамиль как правитель был суров и крайне принципиален: все время существования Имамата его карательная машина работала очень активно. Однако по-другому привлечь к единому порядку горские общины, среди которых были еще очень сильны пережитки прежнего родоплеменного строя, любовь к вольной жизни, сочетаемая с сильным консерватизмом, в то время  было просто невозможно. Малейшее нарушение шариата и изданных Шамилем низамов безжалостно каралось. Сам Шамиль подобно исключительно почитаемому мусульманами халифу (правителю) Умару Ибн аль-Хаттабу требовал от приближенных быть готовыми отрубить голову ему самому, если он нарушит шариат Аллаха. Рассказывается, что однажды он приговорил к наказанию плетьми собственную мать, когда та передала ему просьбу нескольких чеченских обществ о дозволении подчиниться России, и лично нанес ей несколько ударов. Однако исполнить наказание полностью ему оказалось морально не под силу, и тогда он распорядился, чтобы оставшееся число ударов было нанесено ему самому, пригрозив, что убьет на месте того, кто попробует их ослаблять. Хотя достоверность этого эпизода убедительными источниками не подтверждается, он красноречиво свидетельствует о характере Шамиля как правителя. Как человек же Шамиль был дружелюбен со сподвижниками и другими людьми, ласковый к детям и младшим, задумчив, всегда верен своим словам.

В Имамате, помимо мусульман, также проживали христиане (армяне, таты, перебежчики из русских казаков и солдат) и иудеи (горские евреи). Их правовой статус также основывался на шариате: они не могли принимать участия в государственном управлении, за государственное покровительство уплачивали особый налог – джизью, но тоже являлись подданными, их жизнь, честь и имущество охранялись законом, они имели право строить свои храмы и свободно исповедовать свою религию. Любой немусульманин мог принять Ислам и войти в мусульманскую общину на полных правах. Впоследствии в Имамате даже стали создаваться целые русскоязычные военные подразделения из принявших Ислам перебежчиков.

Успехи мюридов на Восточном Кавказе воодушевили на продолжение активной борьбы адыгов Западного Кавказа и население Кабарды, считавшейся практически полностью покоренной еще во время А. Ермолова, отчего российское командование там даже не держало значительного воинского контингента. В 1845 г., после бесед с посланцами Шамиля, подняли восстание считавшиеся российской администрацией «мирными» кабардинцы во главе с эфенди (религиозным главой) Умаром Шеретлоковым и князем Мисостом Атажукиным. В апреле 1846 г. многотысячная армия Имамата при 7 – 8 орудиях, обойдя русские укрепления (вероятно, гарнизоны тех просто не решились помешать такому количеству горцев, мобилизованных по всей территории Чечни и Дагестана), вошла под предводительством самого имама в Малую Кабарду. Пройдя Малую Кабарду, воины Имамата перешли Терек и вступили в Большую Кабарду, ознаменовав этот событие пушечным салютом. Там они соединились с кабардинскими повстанцами. По дальнейшему расчету, на соединение с войском Шамиля и кабардинцами должны были прийти воины западного адыгского племени абадзехов в количестве 3 тыс. человек, среди которых уже давно проповедовали присланные Шамилем мюриды. Однако абадзехи, хотя и в целом благосклонно относились к призывам мюридов, не смогли выполнить обещание: возможно, не собрали достаточного количества добровольцев, возможно, хорошо не подготовились к трудностям похода через несколько крутых лесистых хребтов Западного Кавказа. Российское командование с большой тревогой следило за развитием кабардинских событий: в случае отложения от России Кабарды горцы могли перекрыть Военно-грузинскую дорогу – практически единственный путь, по которому регулярно осуществлялась связь России с ее закавказскими владениями. В Закавказье же – в Тифлисе, находилась ставка наместника Кавказа, а дальше лежали земли враждебного России Османского Халифата. Потеря контроля над Военно-грузинской дорогой грозила для России потерей и всего Закавказья, восстановлением османского контроля над Северным Кавказом и, как следствие, уязвимостью для османов собственно русских южных областей. «Военно-грузинская дорога – этот жизненный нерв Кавказа, особенно в тогдашнее время, очутилась в блокаде и крайней опасности», – писал А. Зиссерман, российский военный историк. В период наивысшего могущества и влияния Имамата решалась уже судьба не просто присоединения к России Кавказских гор, а российского владычества на Кавказе как такового и безопасности южных русских границ. Кабарда своей обширной территорией разделяла два региона, в которых велись активные боевые действия – Западный и Восточный Кавказ, и в случае присоединения ее к борьбе сплошной антироссийский фронт протянулся бы через весь Северный Кавказ от Черного моря до Каспийского.

Действиями против группировки войск Шамиля в Кабарде и кабардинских повстанцев руководил генерал Р. Фрейтаг. Горцы совершали «летучие» атаки на расположенные у кабардинских границ русские укрепления. Под угрозой оказались уже в ту пору знаменитые российские курорты Пятигорья, куда уже не одно десятилетие съезжалось на летний отдых едва не все российское дворянство. Однако выявившееся неоднозначное отношение населения Кабарды к мюридам не позволило Шамилю предпринимать решительные действия.  Многие кабардинцы за десятилетия, прошедшие со времени А. Ермолова, уже приспособились к жизни под верховной властью России, тем более что Кабарда лежала близко к русским торговым центрам в Ставрополе, Моздоке и Владикавказе. То есть, кабардинцам было выгоднее торговать с русскими, чем другим северокавказским народам. Перспектива новой войны с таким сильным противником, как Россия, особого энтузиазма у большинства населения не вызывала, кроме того, многие кабардинцы опасались в случае неудачи карательных мер со стороны российской администрации. Поддержки местных жителей, оказанной Шамилю и повстанцам, не хватало для долговременной войны, а помощь с Западного Кавказа так и не пришла. Войско Шамиля бродило по региону из селения в селение, преледуемое по пятам русскими войсками Р. Фрейтага, которые тоже не решались вступить в открытое столкновение с горцами ввиду их многочисленности. В основном русские занимались карательными действиями против селений, поддержавших Шамиля и М. Атажукина, и лишь несколько раз с переменным успехом вступили в бой с воинами Имамата. В конце концов, исчерпав запасы продовольствия, находясь под угрозой окружения русской армией, которой оказало поддержку большинство влиятельных князей Кабарды, Шамиль предпочел увести войска обратно в Чечню, что также было сделано без какого-либо серьезного противодействия русских. После этого отдельные очаги кабардинского восстания были быстро подавлены российскими войсками. Царские власти обрушили безжалостные репрессии на поддержавших Шамиля и повстанцев жителей Кабарды. Земли проявивших непокорность феодалов были конфискованы и переданы сохранившим лояльность России князьям. Был арестован и заключен в Ставрополе эфенди У. Шеретлоков, другие участники антиколониального движения. После этого начался активный отток не желавшего покоряться России населения в Имамат. Кабардинские переселенцы – мухаджиры, несмотря на запрет российских властей, через русские кордоны пробирались с семьями в Чечню, где, получая государственное содержание, основали целые селения. Российские власти объявили всех переселенцев государственными преступниками, в случае поимки им грозила ссылка с семьями в Сибирь. Отдельные группы кабардинских повстанцев продолжали разрозненную партизанскую борьбу в горах. На кавказских фронтах установилось неустойчивое равновесие.

Призывы эмиссаров Шамиля продолжали активно звучать среди адыгов Западного Кавказа, наибольший успех имея у горного адыгского племени абадзехов. Абадзехи (упоминание этого названия в искаженной форме «адехи» встречается в поэме А. Пушкина «Тазит») населяли крутые лесистые горы в верховьях четырех притоков Кубани – Афипс, Пшиш, Шхагуаш (Белая) и Лаба, летом пасли скот на высокогорных пастбищах у границы вечных снегов. Ограниченность пахотных и пастбищных угодий привела к тому, что у них не произошло сильного имущественного расслоения, и родоплеменная знать не имела такого сильного влияния, как у других адыгских племен. Поэтому идеи устройства быта в соответствии с шариатом, ограничивавшим наследственные привилегии аристократов, в среде абадзехов нашли более благодатную почву. По менталитету и особенностям быта абадзехи – типичные жители гор и лесных урочищ, во многом напоминали чеченцев, довольствовались в обиходе необходимым, личную свободу ценили превыше собственной жизни, в XVII в. отразили попытку кабардинских феодалов сделать их своими данниками, убив нескольких князей в битве при ущелье Ошнеу. Под влиянием проповедей посланцев Шамиля у абадзехов активно происходила внутриплеменная консолидация, разные общины выбирали объединенные органы власти. В 1847 г. в селении Хаджико (Хаджох) в горном урочище Каменный Мост абадзехи учредили мегале – трибунал, по приговору которого уличенных в изменнических связях с российской администрацией сбрасывали в ущелье реки Шхагуаш.

Кавказская война не была похожа ни на войны, которые прежде вела русская армия, ни на войны, которые вели сами горцы Кавказа. Не только своей необычайной протяженностью. Русская армия, как все европейские армии того времени, вела войны, захватывая у неприятеля территории и затем утверждаясь на них, выстроив крепости, где дислоцировались гарнизоны, готовые в любой момент выступить в нужном направлении и пресечь попытки отвоевать захваченные земли или подавить мятежи населения. Однако в крутых, поросших лесом горах Кавказа эта тактика была бесполезной: даже если бы удалось возвести крепость на горном уступе, из нее мало что можно было бы контролировать, так как даже близкие переходы по крайне пересеченному рельефу были очень тяжелы для отягощенных обозами военных колонн. За каждым выступом каждой горы, в каждой роще мог скрываться неприятель; горские конные отряды могли передвигаться по горам куда угодно легко и скрытно, получая все необходимое в любом встречном селении. Снабжать крепость продовольствием, медикаментами, боеприпасами по узким и плохим дорогам, зажатым среди горных склонов, возможно было бы только с тяжелыми боями и потерями как в случае с «сухарной экспедицией». Понятно, что на практике это было осуществить невозможно. Русская армия была просто неприспособлена к активным наступательным действиям в кавказских горных районах, как, впрочем, и любое войско того времени. Горы можно было прекрасно оборонять, что и делали горцы, но наступление в них давалось очень трудно, а на широком фронте было практически нереальным. По этой же причине и горцы до Шамиля не создали единого государства, а объединение их под властью Имамата было следствием стремления дать общий отпор российской колонизации. Поэтому российские войска возвели укрепленные линии, довольно плотно окаймляющие обширные регионы, где проживало непокорное России население, но захватить сами горные земли не могли, а лишь совершали карательные экспедиции в селения, где собирались горские воины или пребывали горские предводители. Экспедиция с боями продвигались к селениям, занимали и разрушали их, уничтожали запасы продовльствия и фуража, затем, когда их собственные запасы подходили к концу или потери в боях с горцами становились сильно ощутимыми, отходили обратно на Кавказскую линию. Горцы, которые, используя пересеченный рельеф местности, умели вести оборонительные бои с неожиданными засадами, молниеносными набегами и обстрелами, несли обычно значительно меньшие потери, чем русские войска. Они возвращались в свои разрушенные селения и восстанавливали их, затем собирались и, в свою очередь, совершали нападения на русские укрепления, казачьи станицы, следовавшие по дорогам вдоль Кавказской линии военные колонны и обозы. В то время в отсутствие авиации, артиллерии современной мощности, самоходной военной техники, на которой войска могли бы быстро перемещаться из одного района боевых действий в другой, русская армия не могла в условиях горного рельефа вести одновременное наступление на все горские области. Однако и горцы использовали свою традиционную, но уже устаревшую тактику противостояния войскам кочевников, в прошлые века терроризировавшим Кавказ. Кочевники приходили, завладевали добычей, если горцам не удавалось отстоять что-то из имущества, и уходили. Поэтому у горцев раньше не было необходимости удерживать свою территорию: достаточно было отбить у врага свои пожитки, укрепиться в горах и дождаться, пока тот сам покинет их земли. Когда же кавказские горцы столкнулись с русской армией, оказалось, что та умеет прочно удерживать завоеванные территории, возводя на них укрепленные линии. Горцы могли штурмовать и разорять русские укрепления, но это было для них так же мало полезно, как для российских войск – карательные экспедиции в горы: в открытом бою горцы сильно уступали регулярной русской армии, имеющей более совершенную для этого тактику и куда как лучше вооруженной. Да и человеческие ресурсы у русских были гораздо больше, чем у горцев. Совершив нападение на русскую крепость, даже захватив и разрушив ее, горцы все равно были вынуждены отступать в горы, когда подходили превосходящие российские силы. Таким образом, ко времени образования Северокавказского имамата горцы уже потеряли все прилегающие к горам равнинные и часть предгорных территорий, где могла быть успешной применяемая русской армией европейская военная тактика. Вернуть их оказалось не под силу даже организованной армии Имамата, тактика и вооружение которой все равно не подходили для этого.