Независимый дух против самодержавия: Кавказская война (часть XV)

В 1854 г. российские войска под командованием генерала барона А. Врангеля нанесли поражение отряду Шамиля за рекой Аргун в Чечне; затем, 3 октября, тяжелое поражение войска Имамата понесли при попытке пресечь переселение чеченцев Кумыкской плоскости в российские пределы  в районе селения Исти-Су от войск барона Л. Николаи, потеряв около 400 чел. убитыми. В сентябре 1854 г. британо-французские войска заняли русскую крепость и станицу Тамань на крайнем западе Кавказа. Затем в причерноморской османской крепости Батум на юге Закавказья, наконец, высадился сорокатысячный корпус Омера-паши, который должен был поддержать с запада действия других османских частей, по-прежнему терпевших поражения от русских войск. Поначалу Омер-паша повел корпус на выручку осажденной русскими османской крепости Карс, однако затем неожиданно повернул обратно в Батум, где войска погрузились на корабли и, проплыв вдоль побережья к северу, высадились в Сухуме. Князь Абхазии Михаил Шервашидзе, генерал, сам активно принимавший участие в войне против горцев – своих соплеменников, неожиданно для российского командования перешел на сторону османов. В Абхазии началось восстание против российских властей. В конце октября – начале ноября 1855 г. корпус Омера-паши числом в 25 – 28 тыс. солдат и башибузуков (иррегулярных частей) при 40 орудиях, опираясь на поддержку восставших абхазов перешел в атаку на дислоцировавшийся у реки Ингури русский гарнизон князя И. Багратиона-Мухранского. Потеряв в разыгравшемся сражении около 450 человек, русские отступили. Однако затем Омер-паша отчего-то проявил нерешительность и не спешил закрепить достигнутый успех. Тем временем осенние дожди вызвали разлив болот, которыми богато тогда было Западное Закавказье, а дороги превратились в вязкую грязь. Вести боевые действия в таких условиях оказалось очень тяжело. Тем временем в ноябре – декабре 1855 г. русские овладели Карсом – ключевым стратегическим пунктом на юге Закавказья, откуда открывалась дорога вглубь Анатолии (Малой Азии). Выполнить свою главную задачу – соединиться с османскими частями, действовавшими в Армении, корпусу Омер-паши уже не представлялось возможным, а выходы из гор Восточного Кавказа, откуда могли бы наступать силы Имамата, после прошлогоднего рейда Шамиля прочно перекрыли русские подразделения. Зимой ухудшившиеся погодные условия вынудили войска Омер-паши оставить Абхазию, и в конце фераля 1856 г. они морем отправились в Трапезунд на турецком побережье. Анатолийская армия фактически была разгромлена российскими войсками.

Попытка командования франко-британо-османской коалиции организовать наступление против русских на Северо-Западном Кавказе с помощью 10-тысячной адыгской конницы тоже не состоялась. Отношения между Мухаммедом Амином – наибом Шамиля, и Сефер-беем Заном – представителем потомственной адыгской аристократии, верным союзником Османского Халифата, оставались напряженными. Кроме того, крайне консервативные и с опаской относившиеся ко всему чужому адыги не особенно желали сотрудничать с британцами и французами, которые, как и русские, были для них иноверцами. Многим, в том числе самому Мухаммеду Амину, уже было известно, что именно европейцы, а не османы, являются главной ведущей силой в политике. Как говорится в монографии В. Тавле «Крымская война» (Москва, 1950), горцы «не доверяли по-настоящему ни гяурам (французам и британцам), пришедшим сюда захватить их землю, ни туркам, которые с этими гяурами связались и, очевидно, сами находятся… в полном подчинении… и сколько-либо путной помощи горцы союзникам, к полному разочарованию последних, не оказали».

Несмотря на неудачи на Кавказе, союзникам удалось нанести тяжелое поражение российской армии в Крыму, где после почти года осады и беспрерывных боев пал главный оплот русского черноморского флота – Севастополь. Сказалось нараставшее промышленное и техническое отставание России от Великобритании и Франции, дополненное свойственными любой бюрократической системе повальной коррупцией и открытым расхищением военного имущества. Экономика огромной империи, по-старинке базировавшаяся на принудительном труде помещичьих крестьян, никак не могла конкурировать с развитым капиталистическим производством стран Западной Европы. Она никак не могла потянуть содержание огромного чиновничьего аппарата, защищавшего интересы самодержавия, и огромные военные расходы, направленные на поддержание имиджа России как передовой военной державы, «жандарма Европы». Главным поглотителем средств из государственной казны России, как предупреждал еще бывший министр финансов Е. Канкрин, была нескончаемая Кавказская война. В «кавказском омуте» как в черной дыре безвозвратно исчезали миллионы российских рублей, шедшие на вооружение, снаряжение и обеспечение многочисленного действующего войскового контингента, подкуп местных феодалов, содержание свиты высшего офицерства. Амбициозность высшего российского чиновничества и лично Николая I, считавшего унизительным из-за сопротивления «диких народов» отказаться от присоединения к империи горных земель Кавказа, неумолимо подталкивало державу к катастрофе. И эта катастрофа наступила, когда российское руководство необдуманно пошло на прямую конфронтацию с передовыми промышленными странами мира. Незадолго до падения Севастополя Николай I, впав в хандру, тяжело простудился и умер. Российское правительство и новый император Александр II вынуждены были признать поражение в войне не столько из-за неудачи русской армии в Крыму, сколько из-за выявившегося громадного дефицита российского бюджета, при котором дальнейшее развитие событий предсказать было трудно. Поэтому власти Российской империи сразу приняли предложение о мире, выдвинутом Францией.

В действительности союзники не желали разрушения России, а лишь стремились, продемонстрировав свою военную мощь и решительность, пресечь рост ее политического влияния. Поэтому французское правительство заговорило о мире, едва войска коалиции заняли Севастополь: чрезмерное ослабление России играло на руку Великобритании, которая была для Франции колониальным конкурентом. Взявшись помогать Османскому Халифату, европейские деражвы отнюдь не желали расширения его сферы влияния: в Европе помнились старые войны с османами, когда те даже осаждали Вену. Усиление Халифата означало бы ослабление влияния на него со стороны европейских правительств и промышленников. Поэтому в основном правительства Франции и Великобритании рассчитывали только «нейтрализовать» Россию, лишив ее возможности далее расширять свои территориальные пределы. По решению состоявшегося в 1856 г. Парижского конгресса границы между Россией и Османским Халифатом в Закавказье возвращались к статусу кво, то есть, все войска отводились на прежние позиции, существовавшие до войны, а территории, захваченные в ходе наступления русской армии, возвращены османам. Воды Черного моря объявлялись нейтральной зоной, в которой всем, в том числе России, было запрещено держать военные корабли. На продолжавшие же сопротивление России горские народы Северного Кавказа руководство европейских держав перестало особо рассчитывать ввиду мало значительной помощи, которую они оказали союзникам. Хотя на Западном Кавказе продолжали действовать британские, французские и османские эмиссары, отговаривавшие адыгское население от союзнических отношений с российскими властями. Так, несмотря на поражение России в самой Крымской войне, ситуация для горских народов в лучшую сторону не изменилась, если не считать ликвидацию Черноморской береговой линии. Несогласованность действий горцев с османскими частями, османских войск между собой, а также геополитическая зашоренность малообразованных народов, чрезмерный расчет на собственные силы не позволили мусульманам Северного Кавказа воспользоваться удобным случаем закрепить свои прежние достижения в антиколониальной борьбе.

Тем временем нескончаемая война продолжала забирать сотни боеспособных горских мужчин ежегодно. Неудачи во взаимодействии с османскими войсками серьезно подорвали дух горского сопротивления: стало ясно, что изнурительная война будет продолжаться и впредь неизвестно сколько времени. При всей воинственности горцев и их любви к свободе настал тот порог, когда и они почувствовали усталость от бесконечных военных тревог, потерь близких, разорений, мобилизационного труда. Русские все более совершенствовали свою тактику ведения войны в кавказских условиях. Срок службы солдат в кадровых частях русской армии составлял 15 лет (после чего на пять лет до полного окончания службы они переводились в резервные батальоны), поэтому на Кавказе среди российских военнослужащих было много ветеранов, уже имевших надежный опыт боев с горцами. Подавляющее большинство казаков же (Кубанское и Терское войска), вообще, родилось и выросло в прифронтовых районах, в станицах возле русских укреплений; казаки имели многовековой опыт близкого соседства с горцами, переняли от них традиционную одежду, даже ряд элементов жизненного уклада. Казакам были изначально известны все горские боевые уловки, зачастую благодаря обычаю куначества им были известны настроения в самой горской среде, личности горских военных предводителей, а также люди, склонные к сотрудничеству с российской администрацией. Все это активно использовалось российскими властями против горского сопротивления. Во второй половине 50-х гг. XIXв. горцы вступили в череду постоянных поражений от российских войск. Попытки осаждать русские укрепления, прорвать экономическую блокаду стали сопровождаться для них тяжелыми потерями, так как русская армия научилась оперативно маневрировать на кавказской местности и вовремя подходить осажденным укреплениям на помощь.

Хотя желать мира с врагом было постыдно для кавказского менталитета того времени, объективная обстановка брала свое: в горской среде сначала скрытно, потом все более явно стали распространяться антивоенные настроения. В Чечне широкую известность приобрели призывы проповедника Кунта-хаджи Кишиева из селения Исти-Су. Совершив паломничество – хадж, к святым местам Ислама в Мекку и Медину, К. Кишиев вступил в суфийское братство кадирия (по имени основателя Абду-ль-Кадира аль-Джилани (1077 – 1166)). Посетив Османский Халифат, который кавказские мусульмане-сунниты считали эталоном исламского благочестия, чеченец был потрясен распространившимися там развращенностью нравов, безразличием власть имущих, гоняющихся за личным обогащением, к судьбам простых людей. Вернувшись на родину, Кунта-хаджи критично отозвался о Халифате, заявив, что помощи от османов ждать бессмысленно, о недостаточной исламской сознательности горцев. В своих проповедях Кунта-хаджи утверждал, что борьба с Россией в таком нравственном состоянии, в котром пребывают горцы, не увенчается успехом, а только приведет к многочисленным жертвам. Он учил, что горцам сначала следует достичь полного исламского благочестия, полностью отдаться поклонению Богу, и только после того как будут побеждены все людские пороки в их среде, горцы смогут восстать и изгнать гяуров. «Сейчас четки – вот ваше оружие», — говорил Кунта-хаджи. Он считал, что для сохранения сил горцам необходимо временно подчиниться России. «Если заставят носить кресты – наденьте, так как это – всего лишь куски железа, — говорил проповедник. – и только если гяуры будут запрещать вам исповедовать свою веру, заставлять забыть ваши обычаи и насиловать ваших женщин – поднимайтесь и бейтесь до последнего». За распространение пораженческих настроений Кунта-хаджи был подвергнут преследованиям со стороны властей Имамата, был вынужден скрываться. Однако это не остановило развития антивоенных тенеденций в горском обществе, падения авторитета имама.

Потере влияния Шамиля на народ, внутреннему ослаблению Имамата способствовал и нараставший в нем социальный кризис. Горцы, особенно чеченцы и горные адыги, не имели еще опыта собственной государственности, были слишком привязаны к традиционному родоплеменному укладу жизни, к древним неписаным обычаям. Контролировать такие массы еще не достигшего необходимого для государственности социального уровня населения, заставить всех повиноваться власти и законам во всем, что нравится, и что не нравится, было очень трудно. И сами наибы часто оказывались не готовы принять на себя административные полномочия: неожиданно попавшая им в руки широкая власть над народом разных общин и социальных классов слепила им глаза. Наибы быстро начинали использовать властные полномочия для сосбтвенного обогащения, сведения личных счетов, достижения признания в обществе, превращаясь в местных князьков. Даже суровые карательные меры имама (около трети наибов, занимавших свои должности за всю историю Имамата, были смещены Шамилем, некоторые наказаны) не возымели должного действия. Кроме того, Шамиль опасался подорвать авторитет государственной власти, так как это могло сподвигнуть скорых на мятежи горцев на внутреннюю смуту. С одной стороны, следовало наводить порядок в деятельности государственных служащих, с другой, репрессивные меры в отношении наибов могли оттолкнуть их от имама. Коррупция, саботаж, поборы и произвол наибов пропитали всю с таким трудом и кровавыми потерями созданную государственную систему Шамиля. Обогащение казны Имамата за счет выкупа, уплаченного за освобождение грузинских княгинь с детьми, только ускорило процесс ее разложения. Начальник контрразведки Имамата Гаджи-Али впоследствии вспоминал: «Это была такая болезнь, которую излечить или уничтожить не было ни средств, ни лекарств, оставалось покоряться только воле Аллаха и предопределению». Сам Шамиль же говорил: «Тысяча человек строит здание, которое может разрушить один человек! Так что же сможет построить один человек, когда сзади него по тысяче разрушителей?!». Ему все труднее становилось контролировать то, что происходит в разных частях его государства. Открыто проигнорировав его указания, наибы однажды разграбили и разогнали группу терских казаков, перешедших на сторону горцев со своим оружием и семьями.

Произвол наибов, усиление репрессий против недовольных, добавившееся к военным тяготам, приводило к росту антиправительственных настроений в горском обществе. Стали распространяться слухи о прельщении властью самого Шамиля, о том, что имам прекратил считаться с остальными мусульманами. Недовольство мюридов вызвало объявление Шамилем его сына Гази Мухаммеда своим преемником. Хотя с точки зрения шариата в этом не было ничего незаконного, однако кавказские мюриды полагали, что имам должен избираться специальным совещанием наиболее уважаемых духовных и политических деятелей. Старший сын Шамиля Джамалутдин, с детства воспитанный в России, служивший офицером в российской армии, и вернувшийся к отцу в обмен на освобождение жен и детей князей-военачальников, оказался по сути уже настоящим российским патриотом. Пребывание на уже фактически забытой родине тяготило его. Критично отзываясь о боевой тактике и вооружении горцев, он убеждал отца пойти на примирении с Россией. Между Шамилем и его сыном сложились напряженные отношения. Горцев раздражало, что имам терпит Джамалутдина возле себя. В конце концов Джамалутдин поселился в горном дагестанском селении Карата, где вскоре тяжело заболел, по всей видимости, туберкулезом легких. Пытаясь спасти сына, Шамиль вызвал к нему русского врача, в залог неприкосновенности того, отправив на линию двух наибов. Конечно, можно было понять отцовские чувства, однако отправка русским в заложники высокопоставленных мусульманских начальников из-за человека, распространяющего пораженчество, имаму, беспринципно карающему прочих подданных за одни только слова о мире с Россией, популярности в народе точно не прибавили. Джамалутдин в итоге все равно умер в 1858 г. Рядовые горцы вновь стали выражать недовольство тем, что установленный Шамилем шариат попирает многие их вековые обычаи.

В этих условиях произошло самое страшное, что могло угрожать Имамату: рядовые горцы стали рассматривать российское подданство как возможную альтернативу усиливающейся тирании наибов. Горские общины стали тайно посылать делегатов русским военачальникам, давая понять, что больше не поддерживают Шамиля и готовы к переговорам с российскими властями. В одном из горских писем было сказано: «Мы собрали шамилевский шариат в бурдюк и завязали его горло. Пусть Шамиль придет и заберет этот бурдюк». В Тифлисе быстро поняли, что настроения в горском обществе начинают склоняться в пользу России. За десятилетия войны усвоившие, что горцев нельзя склонить на свою сторону лишь грубой силой, а необходима политика определенных уступок и хитрой дипломатии, российские военные сановники поспешили использовать появившийся шанс. Обещаниями поддержки и защиты тем, кто присягнет на верность российскому императору, гарантией сохранения религии и бытовых народных обычаев горцев царская администрация активно принялась усугублять внутренний раскол в Имамате.