Независимый дух против самодержавия: Кавказская война (часть VIII)

Строительство российскими войсками укреплений Черноморской береговой линии отрезало адыгские земли от морского сообщения с Османским Халифатом, прервало торговлю адыгов с османскими купцами и воспрепятствовало проникновению на Кавказ британских агентов. Однако контроль над самим побережьем оказался слишком относительным. Русские войска на Черноморском побережье Кавказа сразу же попали в крайне тяжелое, если не сказать плачевное, положение. Несмотря на частоту расположения укреплений, войскам трудно было маневрировать за пределами тех из-за сильной пересеченности рельефа, крутизны горных склонов, густоты субтропических зарослей, обилия труднопроходимых тростниковых болот. Адыгские воины же с детства умели прекрасно укрываться в густо покрывавших прибрежные горы лесах и кустах, стремительно передвигались верхом на знаменитых черкесских лошадях, метко стреляли из ружей со склонов высот, устраивали засады. Фактически российские части оказались блокированными за тесными стенами прибрежных укреплений. Горцы постоянно совершали стремительные и напористые набеги на линию, с господствующих высот расстреливали солдат прямо во дворах укреплений. Чтобы только набрать воды в реке или нарубить дров, русским войскам приходилось совершать целые боевые операции подчас с тяжелыми потерями. Сухопутное сообщение между укреплениями оказалось практически невозможным, так как адыгские воины беспрестанно атаковали вышедших за крепостной вал русских, и в каждой роще, за каждым кустом передвигающиеся войсковые колонны могла ждать засада. Связь между укреплениями линии осуществлялась по морю при поддержке артиллерии. Кроме того, российские войска на Черноморском побережье Кавказа столкнулись и с другим противником, которого мало нюхавшие пороху штабные стратеги недооценили: крайне нездоровым местным климатом. Черноморское побережье является самой теплой и влажной частью Кавказа, так как крутые и высокие горы задерживают поступающую с моря влагу и поступающий зимой с севера холодный воздух. В результате до проведения в XX в. осушительных работ все прибрежные долины между горами были обильно покрыты болотами, в которых разводилось множество малярийных комаров. Долгое лето, тепло и высокая влажность способствовали размножению и других болезнетворных микробов и их переносчиков, а крысы, сбегавшие с приплывавших сюда ранее османских кораблей, иногда разносили чуму. Местные жители не селились в долинах, а возводили жилища на возвышенностях, где было меньше сырости и комаров. Российское командование об этой местной особенности знало плохо и неосмотрительно разместило укрепления возле устьев рек, так как это позволяло быстрее набирать воду и контролировать вход в морские фарватеры. Поэтому в гарнизонах сразу началась повальная заболеваемость малярией и другими инфекциями, к которым у прибывших из России солдат не было иммунитета. Болезни усугублялись сыростью в наскоро построенных под горскими пулями помещениях, непривычно жарким для выросших в умеренном климате русских климатом, постоянным нервным напряжением из-за смертоносных атак адыгских воинов. Подчас болезни уносили больше солдатских жизней, чем бои. 27 августа 1839 г. в форте Лазаревском от малярии умер сосланный на Кавказ поэт-декабрист А. Одоевский. Другой уже упоминавшийся писатель-декабрист, в начале июня 1837 г. убитый при штурме мыса Адлер, А. Бестужев-Марлинский, во время своего пребывания в укреплении Геленджик писал брату:

Также А. Бестужев-Марлинский сообщал, что пули горцев «бьют людей даже на койках», а солдаты, «говоря их языком, отыскивают в каше черкесские пули».

В Сухумской крепости, которую один из служивших в ней офицеров назвал «каменным гробом», личный состав гарнизона обновлялся на шестнадцать процентов каждый год. С 1840 г. офицерам, служившим на Черноморской береговой линии, было назначено дополнительное годовое жалованье, а женатым – в двойном размере. Декабрист В. Норов, находясь в ссылке на Черноморском побережье Кавказа, писал, что он «уже давно на том свете», что «никто не придет плакать… на (его) могилу, потому что она останется неизвестной среди диких аулов или на глубине пропасти или моря». А также:

А. Бестужев-Марлинский писал, что питались войска одной «гнилой солониной». В течение пяти лет преимущественно от болезней вымер весь гарнизон укрепления Святого Духа (Адлер). За 1845 г. на всей Черноморской береговой линии от болезней умерло 2427 военнослужащих.

Могло бы показаться, что адыгским ополчениям было нетрудно разрушить недавно возведенную Черноморскую береговую линию. С детства превосходно владеющие оружием, быстро передвигающиеся на лошадях по сложному горно-лесистому рельефу, адыги совершали атаки с исключительными напористостью и отчаянием, пренебрегая всякой опасностью. Нерешительность в бою у них считалась позором, а проявивших трусость воинов и их родственников обязывали во всех общественных местах носить позорные шапки пестрого цвета. Единственным способом снять с себя и своих близких шапку-клеймо было проявить в бою героизм. Поэтому адыги предпочитали смерть проявлению слабости. Но у адыгов-горцев как у воинов был серьезный недостаток: отсутствие твердой дисциплины и организованности. Ополчения собирались стихийно под предводительством авторитетных воинов-вождей. Воины первым долгом считали проявить храбрость в бою, а неукоснительное выполнение распоряжений своих лидеров считали уже вторым делом. Обычными явлениями были несогласованность действий ополчений, расколы между воинами в самый ответственный момент. Исчерпав запас взятого с собой поход продуктового пайка, воин мог сложить ружье в чехол и, оставив позиции, возвратиться домой, не слушая увещеваний своих предводителей. Единого лидера в адыгском сопротивлении по-прежнему не было, были лишь вожди, к которым в той или иной степени прислушивалась большая часть населения (отец и сын Заны, Кизилбеч Тугужоков-Шеретлуков, братья Дауровы и др.). А. Бестужев-Марлинский писал: «Я видел много горцев в бою, но признаться, лучше шапсугов (адыгское племя, в XIX в. проживавшее на обширной части гор и черноморского побережья Западного Кавказа, — прим. автора) не видал… Но беда одна: никак не действуют заодно». Бесстрашие в натиске и превосходное боевое искусство в сочетании с высокой маневренностью адыгских воинов позволяло им при атаке наносить серьезный урон выступавшим из укреплений российским войскам. Однако несогласованность действий в довершение к отстутсвию у них собственной артиллерии была главной причиной, по которой они не могли захватить и разрушить защищенные пушками русские крепости. Они держали русские войска запертыми за стенами укреплений и беспрестанно тревожили их налетами, засадами, обстрелами, но выбить их с побережья им не удавалось.

Несмотря на все трудности, после властного указания Николая I российское командование на Кавказе продолжало упорное давление на отказывающихся присягать на верность императору горцев. 1839 г. выдался очень засушливым, в связи с чем на Северный Кавказ обрушился неурожай. В условиях непрекращающейся разорительной войны и торговой блокады это грозило живущим в подавляющем большинстве довольно бедно горцам голодом зимой. Возможно, также поэтому российское командование так активизировало действия против горцев летом того года. Пока шли жестокие бои на Черноморском побережье Кавказа и Кубанской линии, штаб Е. Головина принял решение, наконец, сокрушить главную ставку имама Шамиля и оплот мюридизма в Дагестане крепость Ахульго.

Кавказская война шла уже больше двадцати лет практически без перерыва. Огромное количество боеспособных мужчин с обеих сторон было унесено военными действиями, дочиста разорены обширные земли на Северном Кавказе, целые селения разрушены, целые общины выселены с привычных мест, где проживали веками из поколения в поколение. Ожесточенное сопротивление не представлявших себе жизни под самодержавно-бюрократической властью Российской империи имевших достаточно демократический менталитет горских народов уже не могли пресечь ни грубые карательные меры в стиле А. Ермолова, ни политика компромиссов в стиле Г. Розена. Смерть горцы предпочитали жизни в стране постоянно меняющихся законов, под произволом имперских чиновников, и их, веками привыкших сражаться с разного рода завоевателями, издревле вторгавшимися на Кавказ, невозможно было просто запугать. Из менталитета о неприкосновенности человеческой чести вытекал обычай кровной мести, бывший для кавказских народов святым: не отомстить за убитого родственника считалось большим позором. А общественное мнение значило в среде горских народов очень много. Поэтому краткие периоды перемирия горцы обычно использовали лишь для того чтобы набраться сил и снова ударить по русским позициям: после того как уже не осталось ни одного рода, не потерявшего кого-то из своих членов, горские мужчины считали своим долгом непременно убить в отместку за каждого погибшего близкого кого-нибудь из российских военных. Даже перешедшие на сторону России горцы в любой момент могли изменить, так как неписаные обычаи своего народа считали выше российской государственной власти. Окончательно затягивали узел конфликта религиозные противоречия: подавляющее большинство горцев Северного Кавказа исповедовало Ислам, и по религиозным соображениям не желало быть подданными императора-иноверца. Монархически настроенных же представителей высшего российского командования раздражало то, что горцы-простолюдины, державшие домашний скот прямо в жилище (в специальных загородках за сенями дома), позволяют себе открыто оскорблять грязными словами императорскую особу.

Весной 1839 г. войска имама Шамиля разбили ополчение не желавшего признавать власть мюридов дагестанского селения Унцукуль. В мае месяце мюриды внезапно захватили находившиеся под присягой верности России аварские селения Иргиной и Аргвани. Против России выступила и призвала Шамиля на помощь община селения Буртунай между реками Алмактар и Жарлинкортар. 21 мая, стремясь упредить Шамиля, из крепости Внезапной выступила мощная русская экспедиция. После жестоких боев российские войска смогли занять Буртунай и Аргвани, более чем трехтысячное войско мюридов рассеялось по горам. В июне российские войска под командованием генерала П. Граббе выступили на главную ставку Шамиля Ахульго. Шамиль успел провести широкую мобилизацию находившегося под его властью населения и дополнительно укрепить и без того считавшуюся неприступной крепость. 12 июня войска П. Граббе перешли реку Андийское Койсу в районе Ахульго и 16 июня начали штурм. Однако горские воины отбили русский натиск. Начался один из самых драматичных эпизодов Кавказской войны – почти трехмесячная осада Ахульго – крепости над горной рекой, в которой помимо самих воинов укрывались их жены и дети, в том числе родственники самого Шамиля. Русские войска, обстреливая горную крепость из артиллерии, упорно раз за разом шли на штурм отвесных скал и каменных стен, всякий раз неся большие потери от отчаянно и бесстрашно обороняющихся горцев. В один момент горцы, не выдержав артобстрела и штыковых атак русских колонн, все же начали отступление, однако выбежавшие из домов женщины с детьми загородили им путь, и воины, развернувшись, пошли на русских в контратаку. Российским войскам при поддержке артиллерии время от времени удавалось прорваться в крепость и захватить крайние кварталы, однако затем в яростной уличной мясорубке горцы вытесняли их обратно за стены. Постепенно войскам П. Граббе удалось со всех сторон блокировать крепость, чтобы попытаться взять ее измором. Видя, что положение начинает складываться не в пользу горцев, Шамиль попытался вступить с П. Граббе в переговоры, однако тот заявил, что будет разговаривать только в том случае, если Шамиль принесет присягу верности России, предварительно выдав аманатом (заложником) своего сына. На это предложение Шамиль не согласился, и жесточайшие и кровопролитные бои за крепость продолжились. Несмотря на тяжелейшие потери, русская армия продолжала держать крепость в осаде и делать упорные поптыки прорваться внутрь. Постепенно, в длящихся неделя за неделей сражениях силы горцев стали иссякать. Во время перемирия 16 июня горцы убирали тела своих убитых более суток. Рядом с мужчинами на позиции становились и шли в бой вооруженные и переодетые в мужскую одежду женщины. 21 августа 1839 г. российские войска, наконец, начали захватывать Ахульго. Отступая, уцелевшие защитники крепости частью укрылись в пещерах, расположенных в отвесном обрыве под скалой, куда они спускались по веревкам. В одной из таких пещер укрылся и сам Шамиль, держа на плечах пятилетнего сына Гази Мухаммеда (будущего своего ближайшего сподвижника). Старший сын Шамиля семилетний Джамалутдин попал в плен русским, младший – младенец Саид, погиб со своей матерью Джагарат. Сестра Шамиля Фатимат, спасаясь от солдат, бросилась с обрыва в реку и утонула. Погибли также два племянника Шамиля и несколько других родственников. Попавшие в руки военных женщины и подростки, не желая терпеть неволю, вырывали у своих конвоиров ружья и бросались на штыки. Русская армия в длившихся одиннадцать недель жестоких боях за Ахульго потеряла около трех тысяч человек убитыми и ранеными.

Казалось, с религиозно-политическим объединением непокорных России дагестанских горцев во главе с Шамилем покончено. Имам с маленьким сыном три дня скрывался в пещере, проклиная ходивших сверху по скале русских солдат. Затем ему удалось выбраться и скрыться в преданном ему селении Баяни среди лесистых гор. Оставаться в Дагестане после разгрома основных сил своего войска имаму было опасно: многие общества не отличались постоянством нрава и однажды могли выдать его российским властям, чтобы купить благосклонность тех. Поэтому Шамиль принял решение покинуть на время родной Дагестан и перебраться в остававшуюся все такой же непокорной России Чечню. Местом своего пребывания в Чечне он избрал расположенное далеко в Аргунском ущелье, за лесистыми горными кручами селение Шубут (Шатой), куда не могли добраться российские войска. После падения Ахульго генерал Ф. Клюки-фон-Клюгенау совершил еще несколько экспедиций в горный Дагестан, принудив снова принести присягу верности России ряд признавших власть Шамиля обществ.